Надя Яр - Сердце страны

Он выглянул из-за ветвей и тут же отступил опять. По дороге шли орки. Их было много, не меньше десятка, и ещё парочка как раз заворачивала за поворот. Они ругались. До него донеслись обрывки нестройных фраз, мутная полупьяная болтовня. Не менее половины их слов были нецензурны. Орки несли шашлыки на шампурах и недопитые бутылки. Они были сыты и пьяны.

Выйдя на площадь, они разделились. Несколько распрощались с друзьями и пошли в направлении рынка. Вторая, более многочисленная компания — орков десять-двенадцать, не меньше — направилась, к его ужасу, прямо к елям. Он уже собирался пройти через рощицу в глубь аллеи и убежать с другой стороны, когда орки остановились, расселись на лавочках под еловой сенью и начали пить. То есть продолжили пить. До него доносилась беседа, которую он почти не понимал. Они говорили на разновидности общего языка Страны, разделяли с людьми грамматику, логику речи, но на этом языковое родство кончалось. Такой язык, вспомнил он, называется «феня», и на ней не говорят. По ней ботают .

Впрочем, от непонимания фени он не много терял. Насколько ему удалось понять их «беседу», речь шла о начальстве, конкретно о каком-то фабричном боссе — «бригадире» по кличке Кривый — который, судя по несущимся в его адрес эпитетам, сам был или орком, причём особенно злобным, или оркоподобным жестоким мерзавцем. Такие встречались среди людей и на удивление часто оказывались в людском сообществе в тех позициях, которые позволяли им принести своим собратьям наибольшее возможное количество вреда. Он видел такое на Западе, но не сомневался, что здесь, под Тенью , это должно случаться гораздо чаще.

Вот так так, думал он, орки могут вообще-то убить. Сам себя он не выдаст ни шумом, ни треском, но могут учуять. Сам-то он чуял их задолго до того, как они вышли на площадь. Странно, что не засекли до сих пор. Или они слишком пьяны? Или у них нет чутья на врагов? Атрофировалось от долгого мира?

Время шло. Он сидел в тёмной, укромной рощице и был полон нерешительности и сомнений. Здесь всегда были сумерки. Мохнатые ветви глушили шум города, из земли сочилась сырость. Ели тихо дремали в ожидании вечера, ветра, дождя. Они были спокойны, довольны городом, этой жизнью, дождями; бывало, обильной поливкой из шланга в летние вечера, когда грозы запаздывают, и земля становится твёрдой, ломкой; довольны тайной в центре, чёрным камнем, обточенным в человеческий образ; этим сокрытым ветвями, иголками монументом, к которому занятые люди Страны изредка обращали помыслы, души; вокруг которого были посажены сонные ели…

Памятник среди дерев притягивал его мысль, как магнит. Оставаться так близко к оркам было так или иначе глупо. Пьяны они или нет, но одному из них может взбрести в голову помочиться под деревом, и он подойдёт слишком близко — так близко, что атрофировавшееся за семьсот мирных лет чутьё заработает, словно сирена. Он покрался назад, прочь от площади.

Круглая поляна открылась внезапно. Он шагнул вперёд, выпрямился и оказался под редкими высокими ветвями, над которыми было только открытое небо, вечереющее, тёмно-синее. Пока он прятался, солнце успело зайти, и памятник явился западному гостю в обманчивом свете сумерек. Гранит мерцал минеральными искрами в чёрных глубинах. В центре этого камня, в проклятой формой материи обитал осколок духа от формы. Под мохнатыми ветвями и зажигающимися в выси звёздами перед гостем предстал Враг.

Ненавижу, подумал он автоматически. Почувствовал автоматически, и от вида трёх свежих букетов у подножия статуи чувство ещё обострилось. Он как наяву увидел детей Страны, колонны школьниц и школьников в серо-белой форме, резвых, чистых и свеженьких, идущих по большим праздникам на улицы, ярмарки, площади в сопровождении аккуратных красивых учительниц. Дети подходили к таким вот статуям, маленькие и торжественные, клали наземь букеты цветов и читали наизусть стихи. Вокруг собирались люди и слушали, слушали… Он не осмелился бы подойти к открытому памятнику во время праздника в какой-то союзной столице, но здесь, среди елей, и он, и статуя были скрыты от посторонних глаз. Здесь Враг не мог укрыться за детскими спинами.

…

Его облик ошеломлял. Резцы мастеров превратили камень в божественный лик, дико юный и древний. Запечатленный в граните, размером и ростом не больше людей, Враг сидел на обломке скалы. В Его лице было что-то от древних кочевников, скифов. Одинокий, великий, печальный, Враг Запада и всего мира был прекрасен и добр. Милосердные, пришла жёлчная мысль, на Востоке и Юге проклятых Троих так зовут. Милосердные, добрые боги. Учитель, Хозяин и Вождь. Первое звено Тройки, это чёрное сердце Страны, кровожадное зло, здесь сидело под маской добра. Походил по нам чёрными сапогами, всё испортил — Творение, дух — утопил в крови и грехе земли так, что очищать их пришлось аж на дне океана — и пришёл сюда, чтобы сесть в людских, в детских сердцах и отдохнуть напоследок. Перед тем, как натравить на нас этих людей. Перед Битвой Конца Времён.