Александр Светин - Anamnesis vitae. (История жизни).

— Данька! — отчаянно выкрикнула Клавдия Петровна, пришедшая в себя первой.

Она дрожащей рукой пыталась навести пистолет на пса, терзающего ее сына, но прицелиться не удавалось, пара стремительно кружилась в своем странном и страшном танце, медленно приближаясь к открытой двери кабинета, откуда валили клубы дыма и вырывалось жадное пламя.

Вдруг, в какой-то неуловимый миг, человек, вместе с висящим на нем псом, исчез. Но не так, как бывало прежде, когда убийца пользовался своим удивительным даром, нет. На этот раз все произошло куда проще. И — страшнее.

Оказавшись рядом с дверью кабинета, Данила потерял равновесие. Увлекаемый тяжестью Найта, он рухнул прямо в пламя разгорающегося в кабинете пожара. Человеческий вой невыносимой боли слился с яростным, но сдавленным рычанием собаки… даже в огне Найт не разжал зубы.

Не-е-ет! Данька, сынок! — Клавдия Петровна отшвырнула в сторону пистолет и бросилась в пламя.

Оно расступилось на миг, приняв в свои объятия безумную фельдшерицу, а потом — сомкнулось за ней. Будто занавес задернули.

В коридоре стало пусто. Только бесчувственный лейтенант по-прежнему лежал неподалеку. А из двери моего кабинета, превратившегося в чудовищную топку, повалили густые клубы черного дыма. И больше ни единого звука не доносилось оттуда. Все закончилось очень быстро.

…— Семен! — я пришел в себя и бросился к лейтенанту. Алька — за мной.

Тот был без сознания. Я нащупал пульс: есть, слава богу!

— Кошка, помоги! — вдвоем мы подхватили Семена и поволокли к выходу. Очень вовремя, коридор уже почти весь заполнился ядовитым дымом.

Вытащив лейтенанта на воздух, мы отнесли его подальше от занимающейся пожаром больницы. Я уселся было на мокрую траву перевести дух, как вдруг вспомнил…

— Алька! — я схватил ее за плечи. — Алька, там же люди внутри! Клавдия Петровна их усыпила!

Она рванулась к крыльцу:

— Так чего ждем?! Бежим скорее!

Я поймал ее за руку:

— Нет, стой! Тебе туда нельзя!

— Почему?! — удивилась она.

— Потому… Ты не одна, забыла? Сиди здесь и береги лейтенанта. И себя. Я пошел! — я наспех поцеловал ее и помчался к больнице.

Коридор приемного отделения уже весь заволокло дымом. Глаза моментально заслезились. Стараясь не дышать, я пробежал к самой дальней двери и распахнул ее.

В палате мирно спали двое: пациент с бронхитом и Мария Глебовна. Недолго думая, я взвалил на себя акушерку. Первыми выходят дамы! Покряхтывая под оказавшейся довольно увесистой сотрудницей, я выбрался в коридор и потащился сквозь дым, не видя ничего. Только бы не вдохнуть здесь, только бы дыхания хватило!

Хватило. Я выбрался на крыльцо и с наслаждением глотнул полной грудью прохладный чистый воздух. Дотащил акушерку к Альке и аккуратно пристроил рядом с лейтенантом.

— Много там еще? — спросила Аля.

— Как минимум двое, — выдохнул я и побежал назад.

Коридор я проскочил быстро, краем сознания успев отметить, что в нем отчего-то стало светлее. Вбежал в палату, взвалил на плечи болезного с бронхитом, побежал… нет, пошел обратно.

В коридоре поднял глаза наверх — и понял, почему посветлело. Деревянный потолок занялся пламенем. Да бодро так занялся, старые бревна уже пылали вовсю! Ладно, некогда любоваться на все это безобразие. Я перехватил поудобнее свою ношу и побрел дальше. Температура здесь стремительно повышалась, еще немного — и загорится одежда… или обуглится кожа.

Невесело усмехнувшись собственным мыслям, я выскочил на крыльцо и побежал к остальным. Уложив очередного спасенного, подставил лицо дождю, и разгоряченная кожа тут же остыла.

— Кот, ты осторожнее там, ладно? — тихо попросила Алька.

Я кивнул и побежал обратно.

Теперь коридор пылал вовсю. Прикрывая лицо рукой, я пробежал фактически сквозь пламя и заскочил в следующую палату. Никого.

Опять вылазка в пылающий коридор, — и еще одна дверь… Ага, вот он! На кровати посапывал гипертоник, принятый мной несколько дней назад с кризом. Ну, поехали, папаша! Я взвалил спящее тело на себя и вышел из палаты. Непереносимый жар тут же вцепился в лицо, стягивая кожу. Я закусил губу и стал пробираться к выходу. Еще немного, еще чуть-чуть. Последний бой, он трудный са…

Песню в моей голове оборвал громкий треск наверху. А в следующий момент что-то тяжелое и горячее ударило меня по затылку.

Отлетая, сознание успело обидеться: до выхода оставалось всего-то несколько шагов…

— Потерпи, Кот, потерпи, милый… Еще немножко… Только ты дыши, не забывай дышать… Вот так, хорошо, дыши Пашенька, дыши мой хороший… Ты смог, ты всех спас… И сам выжил… Это очень важно — выжить самому… Жить надо ради самой жизни… Ты поймешь… Ты обязательно поймешь, Кот… Я люблю тебя… Теперь я знаю — как это… — шептала ночь голосом Альки.