Александр Светин - Anamnesis vitae. (История жизни).

— Ладно, заканчиваем прощальные речи! — лейтенант передернул затвор пистолета, загнав патрон в ствол, и поставил оружие на предохранитель. — Пора выдвигаться. Пошли, Ватсон.

— Пошли, Холмс! — усмехнулся я, чмокнул Альку в губы и вслед за Семеном направился к выходу.

Дом был тихим, темным и каким-то неживым. Ни единого луча света не выбивалось наружу сквозь плотно закрытые ставни. Но над печной трубой курился дымок.

— Дома, сволочь! — со злобой в голосе сказал Семен.

— Не факт. Темно внутри, — усомнился я.

— Пошли, проверим. Чего гадать? — пожал плечами лейтенант и, взойдя на крыльцо, от души врезал сапогом по входной двери. Та с треском распахнулась, открывая темную утробу дома.

Семен включил позаимствованный в сторожке фонарик и поводил лучом туда-сюда. Никого. Держа в одной руке пистолет, а в другой — фонарь, лейтенант осторожно пошел по коридору. Я по уже сложившейся традиции прикрывал тылы. С огромным хлебным ножом, найденным все в той же сторожке.

Через несколько минут стало ясно: дом пуст. Причем, судя по горячему еще чайнику, враг покинул свое логово совсем недавно.

— И где теперь его искать? — поинтересовался лейтенант, в сердцах пнув кухонную табуретку. Та с грохотом упала.

— Я думаю, в больнице, — предположил я.

— Почему именно там? — удивился Семен.

— Не знаю. Печенкой чую — там он! — аргументировал я.

Лейтенант пожал плечами:

— Черт его знает… может, ты и прав. Где ж ему еще-то быть, уроду. Пошли в больницу.

— Пошли.

Мы вышли из угрюмого дома и зашагали вверх по холму.

Больница уже издалека радовала глаз чуть ли не праздничной иллюминацией. Свет горел во всех окнах, включая свободные от больных палаты. Собственно, и больных-то в моей чудо-клинике (бывшей конюшне) оставалось, если не ошибаюсь, трое.

— Это по какому поводу пир? — поинтересовался Семен, тоже заметив непривычное обилие огней.

— А я знаю? — пожал я плечами. — Вот сейчас и посмотрим.

В приемном отделении было тихо. Мы с лейтенантом осторожно шли по ярко освещенному коридору, оглядываясь на малейший шорох. Впрочем, шорохов никаких не было, поэтому оглядывались мы просто так.

Больница, обычно в это время гудящая словно потревоженный пчелиный рой, теперь казалась вымершей: ни звука, ни движения…

— Что за черт? — растерянно пробормотал я. — Где все?

— Не нравится мне все это! — пессимистично заключил Семен и, вскинув пистолет, распахнул первую дверь. В смотровую.

Там никого не оказалось. Мы переместились к следующей двери. Тоже — пусто.

Третья дверь, ведущая в мой личный кабинет, распахнулась сама, как только Семен протянул к ней руку. Он шарахнулся назад и вскинул пистолет.

На пороге стояла Клавдия Петровна. Почему-то в резиновых перчатках и с двумя ложками в руках.

— Добрый вечер! — ласково сказала фельдшерица и ткнула ложками в лейтенанта.

Тот задергался, выронил пистолет и без сознания осел на пол. Клавдия Петровна склонилась над ним, не отнимая ложек от содрогающегося тела.

Мой самодельный дефибриллятор! Но какого черта?! Я рванулся к поверженному Семену…

— Стоять! — спокойно, даже с улыбкой, предупредила фельдшерица. — Стрелять буду!

Я замер на месте, зачарованно глядя в черный глазок дула Семенова пистолета, который очень уверенно держала теперь Клавдия Петровна.

— Зря вы во все это ввязались, доктор! — покачала она головой. — Ох, зря!

— Вы?! — только и смог выдавить из себя я.

— А разве Зара вам не рассказала?! — в свою очередь изумилась фельдшерица. — Да, я пару месяцев назад услышала от нее этот рецепт. Ну, о котором вы говорили с Семеном.

— Рецепт?

— Рецепт, конечно! А что же еще: прикончить девять беременных, собрать девять нерожденных душ и получить здоровье, бессмертие и исполнение желаний. «Реципе, Да, Сигна!» — «Возьми, выдай, обозначь!» Вы же учили латынь, Пал Палыч? И фармакологию — тоже. Цыганка, дурочка, сообщила мне готовый рецепт здоровья и бессмертия, сама того не поняв!

— Да какой это, к лешему, рецепт?! Всего лишь легенда… — возмутился я.

Клавдия Петровна нехорошо прищурилась и понизила голос.

— Не верите, Пал Палыч? Зря не верите. Это — рецепт. И он сработает, как только Данька доберется до последней, девятой. До вашей Аленьки… Стоять! — прикрикнула она, заметив мое движение. Пистолет смотрел точно мне в лоб.

Я замер, позволяя мгновенно вскипевшей ярости немного улечься.

— Так вот, скоро, очень скоро Данила выздоровеет! Вам не понять, каково это — растить дебила. Всю жизнь я мечтала о том, как вдруг, в один прекрасный день, в его глазах появится мысль. О том, как перестанет стекать струйка слюны из уголка его рта. О том, как исчезнет его идиотская улыбка! О том, как на него станут засматриваться девушки — не как на диковинку из кунсткамеры, урода, — а как на нормального, привлекательного молодого мужчину… — Клавдия Петровна шумно перевела дух. — И тут вдруг ко мне на прием приходит эта цыганка и выкладывает свой рецепт! Что это, как не знак судьбы?!