Александр Светин - Anamnesis morbi. (История болезни)

В приемном, как водится, погрузили бренное тело на каталку и повезли в морг. Там его встретила санитарка, которой покойник показался каким-то неубедительным… Ну, не поверила она ему. Подозрительная девица, недолго думая, набрала заветный номер реанимации и начала истошно верещать в трубку о том, что, дескать, у нас тут труп, который не труп, а вовсе даже живой…

Делать нечего, дежурная смена с гиканьем помчалась в прозекторскую… Какой диалог состоялся между разочарованными докторами и бдительной санитаркой — можно только догадываться. Гуськов процитировал лишь две фразы:

— С чего ж ты… (неумная женщина) решила, что труп жив?!

— Дык, он того… теплый был…

Витаминыч терпеливо выслушал рассказ, обвел взглядом корчащихся докторов и скорбно констатировал:

— Послал Бог работничков! Вся больница с утра на ушах стоит. Вы теперь — герои анекдотов… Петьки и Чапаевы. В следующий раз в крематорий побежим?

— Так нет у нас крематория, Виталий Вениаминыч! Не мегаполис, чай… — сокрушенно вставил я.

— Вот незадача! — огорчился шеф. — А вы, доктор Светин, решили коллег грудью прикрыть? Мой праведный гнев на себя отвлечь? Благородный вы наш… сами-то давно покойничка трехчасовой свежести воскресить пытались?

Крыть было нечем. Пару дежурств назад нашу бригаду вызвали в приемное, куда бесчисленное рыдающее цыганское семейство доставило своего главу. За три часа до этого мирно трапезничая в кругу семьи, глава вдруг посинел и помер. Что уж там с ним творили соплеменники, неизвестно (есть версия, что пытались вернуть к жизни с помощью колдовства). Но покойник остался в прежнем состоянии, и совет племени порешил обратиться к врачам.

Обнаружив в смотровой окончательный труп, я недобро взглянул на врача приемного отделения. Тот не менее выразительно скосил глаза в сторону мрачной цыганской толпы, гудящей неподалеку. Я все понял…

Полчаса мы честно имитировали процесс реанимации: били несчастное тело током, в поте лица массировали сердце, поставили подключичку и с умным видом вводили в нее физраствор… Я даже интубировал покойника и долго принуждал его дышать… Кстати, при интубации извлек из гортани огромный недожеванный кусок мяса, который и вызвал безвременную кончину: цыганский барон банально подавился. Словом, резвились по полной.

В конце концов, остановив действо, я подошел к цыганам, картинно смахнул крупные капли пота со лба и скорбно покачал головой. Женщины завыли с новой силой, а суровые мужчины долго благодарно жали руку, роняя скупые слезы…

— Виталий Вениаминыч, вы же сами признали, что в тех обстоятельствах имитация реанимации была единственным правильным решением! Зато никто не пострадал… и больница цела осталась, — гордо заявил я.

— Ага… а еще Палыч получил сертификат на сотню бесплатных гаданий у рынка, — съехидничал Гуськов. Коллеги лениво заржали.

— Ладно, проехали… — буркнул шеф. — Кого сегодня переводим?

— Семенова, Звягинцева и Горскую, — из своего угла отозвался Петрович. — Все мои… осиротею.

— Не боись. Свято место пусто не бывает. Компенсируем, — пообещал Витаминыч.

В подтверждение его слов захрипел телефон. Я снял трубку:

— Реанимация.

— Это приемное. Тут суицид. Море крови, давайте к нам, срочно!

— Какой, к лешему, крови?! У нас кардиореанимация! Хирурги где?

— На операции, их реаниматоры там же. Запарка. Так что не отвертитесь! — злорадно хохотнул доктор Симакин на том конце провода.

— Вылетаем.

Провожаемый ироничным помахиванием шефовой ручки, я выскочил в коридор. Следом с грацией груженого самосвала несся Петрович, увлекая за собой сестричку Клару и второй чемодан с реанимационным набором. Первый чемодан, который полегче, эгоистично ухватил я. С дружным топотом мы пронеслись через живой коридор из больных, испуганно жавшихся к стенам соседней с нами кардиологии, и ворвались в лифт.

Древний лифтер понимающе ткнул пальцем в кнопку первого этажа:

— Хреново кому-то?

— Еще нет, но ща будет! — оптимистично пообещал Петрович и хищно посмотрел на старца.

Дедок испуганно умолк. Лифт в последний раз издал звук делающего себе сеппуку самурая и замер. Мы прибыли.

Приемное приветствовало нас воплями, доносящимися из смотровой.

«Орет — значит, дышит… по крайней мере, выдыхает», — промелькнула мысль.

Вопли были выразительны по интонациям и похабны по содержанию. И удивительно знакомы…

В смотровой нас встретила ехидная улыбочка доктора Симакина: