Вадим Панов - Дураки умирают первыми

И он завалился на бок легко, словно манекен, сделанный из папье-маше.

Весило тело килограммов двадцать, не более, и, похоже, ни грамма влаги в нём не осталось. Казалось, поднеси спичку — вспыхнет и тут же сгорит синим пламенем без остатка.

С человеком произошло то же, что и с крысой-переростком, однако естественная мумификация к произошедшему отношения не имела…

Свете случалось видеть мумии, получившиеся естественным образом, и на снимках, и вживую… хм, не вживую, конечно же… в общем, в реальности видела, в подземной усыпальнице одного из монастырей. Те монахи, лежавшие на многоярусных полках, мало походили на здешнего мертвеца. И на себя прежних, живых — мало. Никакого портретного сходства…

Здесь же иное дело. Черты иссохшего лица опознать Света не могла, разумеется, лишь приблизительно определила возраст — молодой, не старше двадцати пяти, — но вот родственники и знакомые наверняка бы опознали… При естественной мумификации верхние ткани лица будут обезвоживаться первыми и изменят структуру, пока внутренние ещё останутся сырыми… Здесь как будто всё произошло мгновенно. Вероятно, то же случилось и с крысой, но там густая шерсть не позволяла разглядеть подробности.

Кроме фонаря, никакого иного имущества рядом с мёртвым не обнаружилось. Или бродил по подземелью налегке, или кто-то тут уже поживился. В карманах могло бы отыскаться что-нибудь, полезное для Светы в её нынешних обстоятельствах, но ради такой перспективы она не стала бы обыскивать мертвеца. Другое дело — документы. В паспорт бедолаги ей бы очень хотелось заглянуть, проверить одно подозрение…

Света нагнулась, чтобы хоть поверху ощупать карманы куртки, а потом поняла, что ни паспорт, ни иной документ искать уже не нужно.

На левой руке мёртвого парня красовалась татуировка — четыре буквы, по одной на третьей фаланге каждого пальца, кроме большого.

Буквы складывались в имя, и без того Свете известное.

Перед ней лежал Лёха. Человек-сухофрукт.

Эрл де Бро, как бы ни критиковали недоброжелатели его душевные качества и мыслительные способности, место для поединка выбрал идеальное. Территория, прилегающая к питерской штаб-квартире чудов, всегда пустовала, недоступная для случайных посетителей благодаря высокому забору и нескольким магическим устройствам. Чего ещё надо, чтобы скрестить мечи и выяснить, чья воля крепче, а рука твёрже?

На земле начертили белым окружность, диаметром ровно двадцать один фут, установили гонг, определили места для секундантов и дуэлянтов.

Молодой Эрл явился на поединок разодетый — хоть сейчас на первую страницу «Тиградком»: сквозь прорези расшитого камзола видна белоснежная батистовая рубашка, бархатные кюлоты заправлены в ботфорты из оленьей кожи, тончайшей выделки перчатки… Не хватало только золотой цепи и парадных шпор, но надевать что-либо металлическое строго запрещалось.

— Внимание! — громко объявил комтур. — По взаимному согласию сторон пункт условий, воспрещающий применение магии, трактуется расширенно: использование «дырок жизни» запрещено до окончания поединка, соответствующие артефакты сданы секундантам.

Это означало, что, ни получив ранение, ни банально струсив, дуэлянт не сможет воспользоваться спасительным артефактом перехода и сбежать в Московскую обитель, под крыло лучших в мире врачей.

— Прошу всех присутствующих благородных господ стать свидетелями того, что стороны изменили условия по взаимному согласию и без принуждения. Согласны ли вы с новой трактовкой условий, благородный рыцарь Эрл?

— Да! — откликнулся благородный рыцарь: изменение условий произошло по его инициативе.

— Согласны ли вы с новой трактовкой условий, благородный рыцарь Арлон?

— Согласен!

Дуэлянты заняли места, отдали верхнюю одежду секундантам и приняли из их рук оружие; зрители расположились вдоль белой линии, комтур подошёл сначала к племяннику — просканировал его на предмет артефактов или магической энергии, после чего проделал то же самое с Дарком. Ничего запрещённого не обнаружил, но не удержался от разговора:

— Я надеюсь, вы понимаете, что конфликты, подобные возникшему у вас с моим племянником, можно уладить только кровью. Но мы не хотим, чтобы кто-то из вас погиб, поэтому пообещайте мне, Арлон, что не станете убивать Эрла при благоприятном для вас ходе поединка и не постесняетесь попросить пощады, если фортуна от вас отвернётся.

Про «благоприятный ход поединка» комтур упомянул исключительно для того, чтобы подчеркнуть свою беспристрастность. Он был уверен, что Эрл, с младых ногтей не расстающийся с мечом, без проблем разделается с неискушённым в фехтовании Горностаем.