Аноним - Канал имени Москвы

— Ну почему ты стоишь? — снова прошептала она.

И вдруг всё поняла. Их было очень много, этих тварей, сжимающих кольцо. И Раз-Два-Сникерс всё поняла ещё прежде, чем Хардов каким-то непривычным для себя жестом, словно отталкивая от себя Еву, указал ей на Дмитровский тракт. А сам резко развернулся и побежал в сторону. Совсем недавно она сказала ему, что не нужна оборотням столь срочно, как он. Никто не нужен. Хардов бежал в сторону тумана, уводя за собой оборотней. Он уводил беду от Фёдора и Евы, чтобы стая в мстительной ярости не растерзала их.

Непомерная усталость вдруг тяжестью навалилась на плечи. С трудом, но всё же удалось отогнать мысль: «Ну что, Хардов, теперь пришёл твой черёд?» Но она почувствовала, как ей стало холодно.

— Что ж ты стоишь, дурёха? — протянула Раз-Два-Сникерс. — Давай, Ева, тащи его… Тащи! Хардов сейчас из-за вас…

Манёвр удался. Стая отклонилась с линии падения склона, сворачивая вслед за Хардовым. Ева наконец начала движение. Потащила Фёдора к Дмитровскому тракту. Она в буквальном смысле тянула его прямо на себе. Путь был свободен.

И Шатун увидел это. Если дымное лицо и могло передавать какую-то мимику, то ею стала озадаченность. Потом его взгляд обратился куда-то внутрь, и Раз-Два-Сникерс опять посетило это неприятное щекочущее ощущение, будто бы он к чему-то прислушивается. Шатун качнулся, теперь уже значительно сильнее, в сторону беглецов, и весь туман на площади двинулся, готовый к перемещению.

— Оставь их в покое! — вдруг громко, зычно и одновременно каким-то низким, будто пустотным голосом произнесла Раз-Два-Сникерс. — Дай им уйти, и будешь спасён.

Шатун дёрнул головой, пытаясь повернуться, преодолевая нечто мешающее, принуждающее его этого не делать. Всё же смог подплыть обратно к звоннице, словно безумная пародия на влюблённого под балконом своей избранницы.

«Вот во что ты превратил нашу жизнь», — мелькнуло в голове у Раз-Два-Сникерс. Но эта мысль тут же растворилась. Этого всего больше не существовало. Она не знала, были ли в глазах Шатуна сожаление, мольба или даже боль, но за мгновение до того, как его взгляд снова сделался пустым, в нём мелькнула самая настоящая паника.

Туман потемнел, заволновался и вот теперь уже сдвинулся окончательно. Пополз вслед за беглецами. Раз-Два-Сникерс опустошённо смотрела, как трухлявый гриб осаживается, пожираемый основной массой, и как всё это снова выстраивается в клин.

И тогда прозвучал первый выстрел. Она не видела вспышки, крыло тумана накрывало город. Но вой на мгновение стих.

«Семь… Ты сказал, что у тебя семь», — подумала Раз-Два-Сникерс. Только тут она поняла, что надо было отдать Хардову все серебряные пули. А ещё поняла, что вряд ли бы это ему помогло.

«Семь. Это была первая».

Туман быстро полз к берегу канала, настигая Фёдора и Еву. Раз-Два-Сникерс осталась считать выстрелы. Она крепко сжимала в руках ракетницу и ждала. Ждала. Лишь повторяла:

— Давай, Ева, беги. Беги!

— Пожалуйста, Фёдор, миленький, — прошептала Ева. — Мы справимся. Пожалуйста…

По её щекам безостановочно текли слёзы, она этого не знала. Чувствовала, какими слабыми и холодными становятся его руки, и шептала:

— Потерпи… Справимся. Миленький…

Ева шагала вперёд, шаг за шагом. Из обугленных развалин появился некрупный оборотень. Принюхиваясь, следил за ними своими маленькими глазками.

— Прочь! — заорала на него Ева. Но они его и не интересовали. Отвернувшись, он засеменил за основной стаей. Вдалеке ухнул первый выстрел. Оборотень вжал голову в плечи и чуть свернул. Сейчас он напоминал побитого пса.

— Прочь… — Ева зарыдала в голос. Ухватив Фёдора за плечи, быстро обернулась. По всему склону тёмной густеющей массой полз туман. Он уже миновал то место, где они расстались с Хардовым. Ева двинулась вперёд.

Следующий выстрел ухнул глуше и дальше.

Ева всхлипнула, ещё крепче вцепившись в Фёдора.

Поваленные сгнившие стволы деревьев пришлось обходить. Ева повернулась и увидела, что туман совсем близко. Она решила больше не оборачиваться.

Третий выстрел прозвучал где-то совсем далеко. Ева рыдала в голос и поняла, что считает выстрелы.

Хардов что-то сделал с ней. Он спас её, как спасал всегда. Он спасал их сейчас, но… Даже если туман сейчас пожрёт их, она больше уже ничего не боится. Он вытащил её из кошмарной высохшей пустыни, где она чуть не оказалась. Спас. И она поняла, что на это способно лишь огромное любящее сердце, и поняла, как она любит это сердце, сердце её доброго медведя. Перед тем как уйти, он вернул ей себя. И это самое дорогое, что она несёт сейчас на руках… Она спасёт его. Будет идти вперёд, пока достанет сил. Как она могла не верить, как могла бояться, когда вокруг столько любви? Это самое дорогое, с кем у неё был миг, который, возможно, больше никогда не вернётся. Но только она его спасёт. И если он захочет в ужасе отказаться от неё, она это поймёт. Она это примет. Но она его спасёт…