Игорь Вардунас: Ребус для фотографа

— Хорошо, поеду, — кивнул Балабанов, внутренне ощутив, как в нем просыпается охотничий азарт, ведь он впервые поучаствует в настоящей охоте на ведьму! Хотя напутствие начальника все равно вызвало мурашки.

Кто знает, что ждет его там? Какими возможностями обладала женщина, убившая стольких детей? Нет ничего желаннее для ведьмы или вампира, чем кровь невинного существа. Уж тем более ребенка. Для них это была сила, в которой крылась жизнь.

— А что я могу там такого увидеть, чтобы бояться какой-то старухи? — выходя из кабинета Драгомыслова, обернувшись и уже догадываясь об ответе, все-таки спросил Степан.

— Детские кости, Степа, — мрачно откликнулся тот. — Детские кости. Ведьмовская красота на них одних держится.

Когда приказ пришел сверху, наспех поднятая бригада из нескольких оперативников, попутно натягивая кожанки, шумно побежала в гараж разогревать штатный «уазик».

Ведьму брали под утро, когда она зашла в свою квартиру с новым ребенком — тем самым, которого вели от самой мечети. Окружившие двор Светлые были напряжены, в воздухе висела густая аура смерти и давно наложенного проклятия.

Двор не хотел пускать. Давил на Иных. Боялся.

Даже подоспевшие к началу операции Темные вели себя необычно смирно и не пытались поцапаться, стараясь спровоцировать Светлых на нарушение Договора. Уж слишком щекотливая была ситуация, ведь пожилая ведьма не состояла на регистрации ни в одном из Дозоров.

— Ну что, хлопцы, — задумчиво покусав ус, начальник оперативной группы, которого давно звали просто дядей Мишей, оглядел сидящих в уазике дюжих ребят. — Дрогнем.

Начали двумя Дозорами одновременно, войдя через Сумрак. Дом с другой стороны реальности поразил Степана. Страшный, скособоченный, полностью покрытый мхом, который рос абсолютно повсюду. В таком месте безраздельно царствовала смерть, ею пах даже сумеречный воздух.

Лифт, конечно же, не работал. Степан бежал по лестничным пролетам за остальными оперативниками, судорожно пыхтя и придерживая сумку с фотоаппаратом. А если все? Если опоздали?..

Почему он так долго мурыжился со снимками, а не сразу же забил тревогу? Сколько пропавших детей можно было бы еще спасти? Была ли в этом его вина? Что, если они не успеют сейчас, и добровольно отправленный в жертву колдунье ребенок уже не дышит…

Но они успели. Ведьма и мальчик находились на небольшой кухоньке, и старуха уже приближала к зачарованному ребенку свое хищно оскаленное лицо с неестественно широко раскрывающимся ртом.

— Ночной Дозор, всем выйти из Сумрака! — пройдя через не существующую на первом слое дверь, с порога заорал один из оперативников, Илья, и, осекшись на полуслове, замер, едва переступив порог, пораженный установленным заклинанием «фриз». Из-за его спины ударил подчиняющим заклятием «доминантой» дядя Миша, но ведьма ждала облаву и вовремя поставила «щит», от которого заряд, срикошетив, перевернул взорвавшийся деревянной трухой кухонный стол.

Замороженный Илья статуей кренился к полу, падая словно в замедленной съемке. Степан, чувствуя, как холодеют руки, вцепился в камеру, которую вытащил из сумки.

Для человека типичная питерская двушка была бы самой обычной и скучной. Опрятная, терпеливо убранная с извечной старушечьей кропотливостью. Салфеточки, трюмо, стеллаж со старинным фарфором и даже тульский самовар. Несколько аккуратно убранных в рамки портретов.

Был даже снимок Романовых, на который с удивлением посмотрел Балабанов, отметив почерк фотографа, с которым когда-то был знаком.

Но в Сумраке…

Кости. Все из костей. Стены, утварь из тщательно отмытых детских черепов, двери и даже фитиль у светильника в прихожей, оканчивавшийся согнутым детским пальцем.

Ведьма жила давно, о чем говорили паутина, плесень и растущие отовсюду светящиеся сумеречные грибы. Ела много. Костей было столько, что некоторые фрагменты квартиры сливались в единое сплошное пятно.

Маленьких, хрупких…

Детских.

У старухи начали сдавать силы, и ей необходима была подпитка. Сбросившему оцепенение Степану, судорожно нажимавшему на затвор, показалось, что он очутился в страшном, психоделическом кошмаре художника Ганса Гигера.

— Пожаловали, легавые, — выпрямившись, проскрипела ведьма. — На живца ловите.

Красивая на фотографиях, в жизни соблазнительная. С русой челкой и глубокими, пронзительными глазами. Старуха подняла взор, и Степан понял, что цепенеет.