Станислав Кондратьев - Я

Но что–то меня тревожило, я никак не мог уловить что именно. Может быть то, что не бывает все так хорошо, слишком идеально. Много случайностей, много совпадений. И я посмотрел прямо в ее большие красивые синие глаза и спросил: «Кто же ты? И кто я?» Я смотрел, не отрываясь, я знал, что она не сможет мне солгать. Она улыбнулась с какой–то глубокой, скрытой грустью и ответила: «Ты знаешь, ты все знаешь…» И… исчезла. Мгновенно. Лишь ее голос прозвучал у меня в голове: «Я навсегда останусь с тобой, всегда буду с тобой!»

И Она осталась со мной, воспоминанием, частичкой моей души. Я снова был один.

Да, она сказала правду. Я знаю. Слишком все было идеально, и при нашей встрече она не выглядела так, будто прибежала или бежала вообще. У нее было ровное, спокойное дыхание, если она вообще дышала. Этого я сейчас точно сказать не могу. Мое подсознание воскресило образ из моего прошлого, образ той, с которой мы когда–то вот так же сидели, только декорации были другими, образ той, которую я любил. Именно поэтому она так хорошо отпечаталась в моем сознании или душе, а может и там и там оставила она свой след, частичку себя, не покинув меня даже после всего, что случилось. Я был одинок, нуждался в поддержке, и мое подсознание помогло мне. Я отдохнул и дух мой окреп, но за этим последовала жестокая расплата: горечь утраты, разрывающееся сердце, пустота. За все нужно платить, так или иначе. Но я сильный. Я выдержу. Заплачу за все и пойду дальше, навстречу своей судьбе.

После всего, что со мной произошло в этих развалинах, я не хотел здесь больше задерживаться. Я уже не чувствовал того что раньше: защищенности, какого–то подобия уюта. Нет больше смысла ждать рассвета. Он не наступит в этом проклятом мире. И я встал и побежал. Дальше, туда, куда планировал двигаться все это время. Навстречу всему новому, каким бы ужасным оно не оказалось. Я бежал и старался не думать о Ней, отодвинул все мысли, связанные с Ней на второй план, пытаясь накрыть их туманом забвения. Первое время я часто оглядывался на развалины, приютившие меня, затем они скрылись за горизонтом, и мне стало значительно легче. Пути к отступлению были отрезаны. Даже бег мой стал казаться более легким. Но все равно я не мог заглушить свои воспоминания и мысли, связанные с Ней. Хорошо. Раз я не могу перестать думать об этом, попробую не сопротивляться, лишь слегка изменю вектор моих размышлений. Итак, раз она была всего лишь плодом моего воображения, может и все что меня окружает тоже всего лишь моя фантазия? Галлюцинации? А почему бы и нет. По–видимому, я и раньше не представлял себе, как выглядят галлюцинации и видения. Раз так, то, скорее всего у меня их никогда не было. Это позволяет надеяться, что в этом плане со мной все в порядке. Если только не повлияла какая–нибудь травма, и я принялся на ходу тщательно себя ощупывать и осматривать на предмет повреждений. Особенно голову. Судя по осмотру, я вполне здоров. Нет даже шишек и ссадин. И эта версия показалась мне маловероятной.

Я уже перестал удивляться всему. Нет, я не привык и не приспособился, просто все еще не до конца верю в происходящее. Именно поэтому меня ничего уже так не удивляет, как должно было бы. А может это и есть человеческая приспособляемость? Может пока наш тупое, неповоротливое, слишком уж рациональное и быстро привыкающее к однообразию сознание не может понять что происходит, не хочет мириться с тем, что оно никак не может объяснить происходящее и спрогнозировать дальнейшие события, наше подсознание берет заботу о теле, и быть может даже психике на себя. Ведь если на меня что–то падает, я сначала отскочу или увернусь, а уж потом подумаю что это и откуда взялось, и как надо было поступить. И я не припомню случая, чтоб я подумал, что поступил неправильно, неправильно увернулся и прочее. Хотя я ничего не помню. Но почему–то уверен, что прав. И я до сих пор жив. Допустим, жив. Многие тысячи лет ушло у человечества, что бы воспитать правильное подсознание. Путем многих миллионов смертей. Ошибавшийся обычно умирал, у того же кто не допускал ошибок было больше шансов выжить. И они выживали, и их потомство продолжало совершенствовать уже свое подсознание. Быть может это какой–то скрытый алгоритм действий, который передается по наследству? Но я увлекся и отошел от темы.

Я стал более внимательно смотреть по сторонам, местность вокруг изменилась, я так задумался, что не заметил этого раньше. Но в то же время, в целом, обстановка не поменялась, лишь много реже мне стали попадаться другие люди. Или я убегаю от массового скопления народа, или люди понемногу заканчиваются… еще бы, столько смертей, рано или поздно никого не останется. Хотя, быть может, выживет горстка людей. А в остальном — та же пустыня. Да, да! Именно пустыня! Вот что меня тревожило и удивляло с самого начала, это крутилось у меня в голове, я чувствовал, понимал, но не мог сформулировать. Окружающий меня пейзаж напоминал пустыню. Не из–за песка, ящерок или другой ерунды, а именно из–за того что было ПУСТО. Только обломки кирпича, стен, скелеты и ВСЕ. Ни предметов, ни каких–либо результатов жизнедеятельности человека, за исключением стен и кирпича, вообще никаких следов человека, кроме скелетов. Конечно, большая часть всего могла быть уничтожена, но что–то бы осталось, должно было остаться, но я ничего подобного не видел на протяжении всей своей новой «жизни». И, думаю, вряд ли увижу. Скудность окружающего пейзажа говорит в пользу того что все это может оказаться всего лишь моими фантазиями или галлюцинациями. Уж слишком искусственно все было.