Леонид Кондратьев: Товарищ Ссешес

01.01.2010 г. Утро

Как можно вкратце рассказать эту историю? Во-первых, я не знаю, где она начинается. Во-вторых, я не уверен, что она закончилась, и в-третьих, даже если бы у нее был конец, это ничем не поможет мне, потому что я совсем не понимаю ее начала.

Наверное, можно рассказать историю так: давным-давно за болотами да за чащей густой жил-поживал дроу. Вида он был незлобивого, душегубствовал токмо по душевному призванию, а не по наущению дьявольскому…

Нет, что-то не получается…

Тогда так: в этой истории я поведаю тебе, о мой любезный читатель, о происшедших в глубине белорусских лесов событиях, пошатнувших мировоззрение и здоровье многих людей. Впрочем, главному фигуранту этого романа реакция окружающих всегда была не особенно-то интересна, так как вопрос выживания стоял для него на первом месте. Официальная версия попадания представителя народа иллитири (или, как их еще называют, дроу) на занятую немецко-фашистскими оккупантами территорию СССР до сих пор вызывает у историков и представителей иностранных разведок такой вал вопросов, что и школьнику становится понятно, что что-то тут не так.

Надеюсь, наполнение текста официальными документами, которыми автор старался закрыть лакуны в информации о творящихся вокруг Додревней Пущи (да и в ней самой) делах, не сильно вгонит тебя в скуку, о читатель. Ведь некоторые из этих документов, несмотря на свой сугубо официальный вид, до такой степени интересны и занимательны, что в описываемом в этой книге мире за возможность бросить на них хотя бы один взгляд некоторые чрезмерно любопытные личности (не будем называть имена и страны, на которые они работают!) отдали бы душу.

Нет, о читатель, автор ни в коем случае не собирается брать с тебя подписку о неразглашении. Но если к тебе придут коллеги товарища Иванова, автор тут ни при чем, ссылаться на меня не надо, и вообще — тебе это все приснилось.

21.07.1941 г. Лес, поляна. Ссешес Риллинтар

…Три умильные мордашки, устроившиеся на животе у старшины и посапывающие во сне, заставляли меня щуриться от удовольствия, а вид прибитого столь необычной жизненной коллизией Сергеича поднимал настроение до уровня стратосферы.

Стараясь не разбудить только что накормленных кусочками мяса малышей, старшина повернул голову и тихо, почти одними губами, спросил:

— Ссешес, можешь ответить на вопрос?

Ухмыльнувшись, я протянул руку и осторожно погладил мелкие чешуйки между двух маленьких, пока еще почти прозрачных рожек. Вздрогнув во сне от прикосновения, дракончик слегка заскулил, завозился, поудобнее пристраиваясь на теплой и мягкой кроватке, которой на время согласился побыть старшина. Прижавшиеся к дракончику с обеих сторон самочки, не просыпаясь, недовольно зашипели. Лежащая справа, ближе к лицу старшины, громко зевнула. С наслаждением клацнула молоденькими белыми зубками и на секунду показала окружающим красный, гибкий раздвоенный на конце язычок. При этом заставила Сергеича невольно вздрогнуть.

— Я даже догадываюсь, о чем ты хочешь спросить. У тебя ведь сейчас все мысли только о малышах?

— Тут уж сложно не догадаться. — Уровень скепсиса в словах старшины зашкаливал. — Объясни ты мне, чего они меня мамкой кличут? Я пытался сказать, что я не их мамка. Так они сразу хныкать начали. А вот эта зевунья так вообще в три ручья плакать принялась. За что мне такое наказание? Ну какая из меня мамка?

Глаза старшины, смотрящие на малышей, представляли собой озера, заполненные скрытой застарелой болью и умилением. Он по очереди ласково, почти не касаясь, гладил драконят по сложенным на спине перепончатым крыльям и вздыхал. Вздыхал непередаваемым вздохом человека, обретшего для себя что-то родное и когда-то давно потерянное. Вдруг, резко заморгав, Сергеич заговорил чуть сдавленным голосом: