Ирина Ванка: Ириада

Человек в балахоне терпеливо дождался, пока это адское создание прекратит свой путь, и обратился ко мне с упреком:

— Как мне теперь поступить с бочкой? Она не проходит ни в двери, ни в окна!

Я пожала плечами, а он почесал затылок. Из лифта вывалилась упитанная женщина с ребенком на руках, с коляской под мышкой и грозно поглядела на мои драные колени.

— Вы с вашими приятелями опять лазали по водосточной трубе…

Я деликатно промолчала.

— Пора бы повзрослеть, девушка, вам уже не пять лет.

Она одарила свирепым взглядом Диогена Синопского, словно это был вокзальный бомж, и пошагала вразвалочку к своей двери.

В моей квартире тем временем творилось именно то, чего и следовало опасаться. Не помню, чтобы когда-нибудь еще сюда набивалась такая масса народа. Во фраках и смокингах, в рясах и балахонах, а то и нагишом. Они двигали столы, шкафы, таскали из кухни стулья и табуретки. Меня не впустили. Да я особенно не просилась. Народ подходил и подходил.

Ир метался по лестничной площадке, роняя методички с кафедры истории философии.

— На, посмотри. Они пришли все, кто здесь внятно пропечатан. Я послал им приглашения. Здорово, правда? Делать им, что ли нечего?

Мимо нас тем временем прошагал кардинал в полной кардинальской экипировке.

— Так вот, — наставлял меня Ир, — главное никого ни с кем не спутай. Как зайдешь, поприветствуй всех, чтобы никто не обиделся. И не вздумай драться. Я за них отвечаю…

— Ты хочешь сказать, что они настоящие? — Ир от неожиданности взлетел под потолок.

— Ах, вот ты как со мной!

— Подожди, давай разберемся.

— Значит, я, по-твоему, поставляю второй сорт?!

— Ир, я совсем не то хотела сказать…

— Знаешь что, дорогая… Нет! Это уже слишком! За кого ты меня принимаешь? Кто бы мне позволил наделать копий? Это же тебе светила науки! Не какое-нибудь эскимо на палочке! Я же для тебя выбирал самое лучшее! Я же для тебя так старался! А ты вот так со мной!!! Короче… — он швырнул на пол методички, — можешь их ощупать и покусать, если не веришь. Разбираться будешь сама, больше ни слова не подскажу ни на одном экзамене, — с этими словами и с чувством собственного достоинства он удалился. Не могу сказать, что это стало большой неожиданностью. Он всегда так поступал, если чувствовал, что напакостил.

— Попадись мне еще! — крикнула я в пустоту. — Мешок с приключениями! Только попробуй ко мне приблизиться! Ей богу, закупорю в бутылку и спущу в канализацию.

«А впрочем, — решила я, немного подумав, — не спущу. Пусть лучше так сидит в бутылке. Будет случай, — кому-нибудь подброшу».

В моей однокомнатной малометражке по всему периметру пространства, на тумбочках, шкафах, подоконниках, чуть ли не на люстре сидели глыбы философской мысли, начиная с античности, кончая современностью. Столы были выставлены буквой «П», в середине «буквы» стояла маленькая хромоногая табуреточка, приспособленная для использования в комплекте с детским горшком, которой я не пользовалась лет шестнадцать. Я и не думала, что она до сих пор валялась где-то в квартире. На табуреточке лежал лист бумаги, ручка и зачетка.

Экзаменаторов было человек семьдесят, и у каждого перед носом были разложены стопки экзаменационных билетов, штук по сто в каждой. Произведя в уме несложные арифметические подсчеты, я с ужасом поняла, что не знаю такого количества слов в русском языке. Но моя рука уже дрожала над бумажной кучей, комиссия притихла.

— Билет № 8337, — произнесла я, — вопрос первый: «Какого х…»

— Читайте, пожалуйста! — рассердился тощий дядька в центре стола.

— «Какого хромого черта, тебя, балду, принесло на этот факультет?» Вопрос второй: «Чем число 8337 лучше числа 8338, в свете закона диалектики о переходе количественных изменений в качественные». Можно поменять билет?

— Извольте, но в этом случае вы получите оценку на балл ниже.

— Билет № 9201. Вопрос первый: «И всё-таки, какого хромого черта…» Можно еще раз поменять билет?

— Пожалуйста…

— Билет № 7958. Вопрос первый: «Так какого же, наконец, хромого черта…»

— Теперь вам придется удивить комиссию, чтобы получился хотя бы удовлетворительный результат.

Я села на хромую табуретку и призадумалась, так какого же, собственно, хромого черта… В этом действительно не было божьего промысла, а потому, схоласты, духовенство и его высокопреосвященство, могли бы сразу покинуть аудиторию. Они сидели и ждали. Мой путеводный «чертик», хромой на четыре конечности, только и делает, что царапается вопросами. Какого… сижу сейчас перед вами на табуретке? Нет, это я здесь для того, чтобы спрашивать вас… Но мир перевернут с ног на голову, и теперь попробуй, объясни, как он перевернулся.