Майкл Муркок - Завтрак на руинах

— Было приятно поговорить с вами, сеньор. Желаю удачи!

— И вам тоже удачи, сеньор!

Сеньор Глогауэр кивнул на пустое кресло. Карл с наслаждением уселся. Лимонад был теплый. У него вкус мошек, подумал Карл. Он посмотрел вверх, на лопасти огромных электрических вентиляторов, вращающиеся под потолком. Вентиляторы установили лишь в прошлом году, но на лопастях уже виднелись пятна ржавчины.

Немного позже, когда они вышли из кафе и не спеша шли через парк туда, где сеньора Глогауэра ожидал экипаж, перед ними вдруг появился испанский офицер. Он вытянулся и отдал честь. С офицером были четверо усталых солдат.

— Сеньор Глогауэр? — испанец слегка поклонился и щелкнул каблуками.

— Да, — сеньор Глогауэр нахмурился. — В чем дело, капитан?

— Мы хотели бы, чтобы вы прошли с нами, если вам угодно.

— Куда? И зачем?

— Речь идет о государственной безопасности. Я объясню. Вы ведь отец Вильгельма Глогауэра, не так ли?

— Я отрекся от своего сына, — угрюмо сказал отец Карла Глогауэра. — Я не поддерживаю его взглядов.

— Вам известны его взгляды?

— Смутно. Насколько я понимаю, он за отделение от Испании.

— С прискорбием вынужден вам сообщить, что он гораздо более активный участник движения инсургентов, чем это вам представляется, сеньор. — Капитан посмотрел на Карла, будто ища у него поддержки. — Если вы соблаговолите сейчас проследовать с нами, мы бы смогли быстро уладить это дело.

— Пойти с вами? А вы не могли бы задать мне свои вопросы прямо здесь?

— Нет. Как мы поступим с мальчиком?

— Мальчик пойдет с отцом.

На мгновение Карл подумал, что решение отца продиктовано страхом, что отец нуждается в его, Карла, моральной поддержке. Но, конечно же, это было глупо. Ведь отец такой гордый, такой уверенный в себе сеньор.

Они вышли из центрального парка и пошли по улице Обиспо. Четверо солдат шагали следом. Наконец офицер остановился возле ворот, у которых стояла охрана. Пройдя через ворота, они очутились на обширном дворе. Здесь капитан отпустил солдат и знаком пригласил сеньора Глогауэра идти за ним. Медленно, с достоинством сеньор Глогауэр поднялся по ступенькам и вошел в вестибюль. В одной руке он держал дорогую массивную трость, в другой была зажата ручонка Карла.

— Теперь сюда, сеньор.

Капитан указал на темный коридор с множеством дверей по обеим сторонам. Они пошли по коридору.

— Теперь, пожалуйста, вниз, по этой лестнице, сеньор.

Винтовая лестница вела в цокольный этаж здания. Тускло светили масляные лампы.

И снова лестничный пролет.

— Вниз, пожалуйста.

Пахло здесь еще хуже, чем на Прадо. Сеньор Глогауэр вытащил чистый белый льняной платочек и брезгливо прижал к губам.

— Где мы, сеньор капитан?

— В подвалах, сеньор Глогауэр. Здесь мы допрашиваем заключенных и так далее.

— Вы меня не?.. Я не?..

— Разумеется, нет. Вы частное лицо. Мы только просим вас о помощи, уверяю вас. Никто не сомневается в вашей лояльности.

Они входят в одну из камер. Стол посередине. На столе — мерцающая масляная лампа. Тени лениво ползают по стенам. В камере царит тяжелый запах плесени, пота и мочи. Одна из теней в углу застонала. Сеньор Глогауэр замер и уставился на нее.

— Матерь Божия!

— Боюсь, это ваш сын, сеньор. Вы сами можете убедиться. Был схвачен всего лишь в двадцати милях от города. Заявляет, что он мелкий плантатор с той стороны острова. Но мы обнаружили его имя в бумажнике. А кое-кто случайно знал про вас. Ваши сигары, знаете ли. Они просто превосходны… Мы сложили два и два, а затем вы — мы вам очень признательны! — подтвердили, что ваш сын инсургент. Но нам хотелось быть уверенными, что это именно ваш сын, а не кто-то другой, завладевший его документами. И опять мы вынуждены выразить вам нашу благодарность.

— Карл. Прочь отсюда! — говорит сеньор Глогауэр, вспомнив о другом своем сыне. Голос сеньора Глогауэра дрожит. — Сейчас же!

— Там у двери стоит сержант, — говорит офицер. — Возможно, он даст вам что-нибудь выпить.

Но Карл уже успел увидеть грязные стальные мясницкие крючья, на которые были нанизаны запястья Вилли. Заметил синюю, с желтизной, воспаленную плоть вокруг ран, запекшуюся кровь. Он, Карл, успел увидеть искаженное страдальческой гримасой разбитое лицо Вилли, его покрытое рубцами тело, его обезумевшие, как у загнанного животного, глаза.

С удивительным внутренним спокойствием Карл принял решение. Он выглянул в коридор. Коридор был пуст.

Когда его отец, наконец, вышел из камеры — вытирая пот, прося извинить его, оправдываясь, взывая к Богу и проклиная сына (и все это одновременно), — Карл уже исчез. Он размеренно шагал и шагал в сторону пригородов. Он собирался найти инсургентов, которые еще свободны.