Прежде чем переступить за дверь павильона, я с удивлением и испугом оглянулся назад. Я увидал, как бездна наполняется мраком. Электрический свет угасал. Колоссальные драгоценные каменья бросали уже только красноватые отблески в темноте, и я увидал, что что-то бесформенное и окровавленное, похожее на изуродованное тело Назиаса, пытается собрать свои разбросанные члены и протянуть, чтобы удержать меня, помертвелую руку, отделенную от туловища.
Лора вытерла холодный пот с моего лба своим надушенным платочком; это вернуло меня к жизни и дало мне силы следовать за нею.
Проходя через сад, я чувствовал себя таким сильным и бодрым, как будто я и не совершал путешествия в восемь или десять тысяч льё накануне. Лора ввела меня в гостиную дядюшки Тунгстениуса, где меня принял с распростертыми объятиями добрый толстяк с самой добродушнейшей физиономией.
— Обними же моего отца, — сказала мне Лора, — и проси у него моей руки.
— Твоего отца! — вскричал я вне себя. — Так это-то и есть настоящий Назиас?
— Назиас? — со смехом произнес толстяк. — Что это — комплимент или метафора? Я не ученый, предупреждаю тебя, дорогой мой племянник, но человек безобидный. Я честно вел торговлю часами, драгоценностями и золотыми изделиями. Я нажил достаточно для того, чтобы устроить мою дочь и соединить ее с человеком, которого она любит. Я хочу поселиться в деревенском доме, где вы вместе воспитывались и куда вы будете приезжать ко мне так часто, как только можете и, надеюсь, ежегодно будете проводить со мной все вакации. Полюби меня немножко, горячо люби мою дочь и называй меня папа Христофор, так как это мое единственное и настоящее имя. Оно менее звучно, чем Назиас, быть может, но я не скрою, что оно нравится мне больше, сам не знаю почему.
Я сжал в моих объятиях этого превосходного человека, который соглашался иметь зятем меня, молодого, бедного, еще без положения, и в порыве благодарности мне захотелось подарить ему бриллиант величиною с два моих кулака; покидая бездну, я машинально оторвал от скалы эту драгоценность и положил ее в карман. Бриллиант этот, совершенно незначительный по сравнению с колоссальными драгоценностями бездны, в мире, где мы живем, представлял собою бесподобный по форме и качеству образец. Я был так растроган, что не мог говорить, но я вытащил из своего кармана это сокровище и вложил его в руки моего дядюшки, пожимая их, чтобы дать ему понять, что я готов поделиться с ним всем, что имею.
— Что это такое? — произнес он.
И когда он открыл руки, я, краснея со стыда, увидал, что это шар граненого кристалла, вделанный, как орнамент, в конце перил лестницы моего павильона.
— Не считайте его за сумасшедшего, папа, — сказала Лора отцу. — Это символическое и торжественное отречение от некоторых фантазий, которыми он хочет пожертвовать мне.
Говоря это, великодушная Лора взяла кристалл и разбила его на тысячи кусков о наружную стену. Я взглянул на нее и увидал, что она всматривается в меня с тревогой.
— Лора! — вскричал я, прижимая ее к моему сердцу. — Мрачное очарование разрушено; между нами нет более кристалла, и начинается истинное очарование. Я нахожу тебя прекраснее, чем видел тебя когда-либо в мечтах, и я чувствую, что отныне люблю тебя всем моим существом.
Скоро дядюшка Тунгстениус и Вальтер пришли поздравить меня с выбором Лоры, который она сделала в мою пользу в ту минуту, как ей предстояло выбрать другого.
Я узнал от них, что накануне мое огорчение побудило мою кузину объясниться, и что она с первых же слов сказала своему отцу, что предпочитает меня. Едва только добряк Христофор приехал к нам (я действительно встретил его в минералогической галерее, и мое воображение представило мне его персиянином), как ему уже стали известны наши сердечные тайны. Не зная, что происходит между ним и Лорой, я в сильном огорчении ушел к себе в комнату, где напрасно старался успокоиться, читая попеременно то сказку из «Тысячи и одной ночи», то путешествие Кана к полярным морям, и под впечатлением сумбура в голове писал несколько часов подряд. Утром Вальтер и Лора, встревоженные тем видом, с каким я их оставил, и светом, еще горевшим в моей комнате, поочередно и вместе приходили звать меня и взглянуть на меня в стеклянную дверь; наконец, они решились выбить ее в ту самую минуту, когда я услыхал падение Назиаса в вулканическую бездну с таким странным и с таким реальным шумом. Вальтер ничуть не ревновал Лору в привязанности ко мне; он оставил меня вдвоем с нею, и ей удалось мягко отрезвить меня от галлюцинации.
Читать дальше