Айра Левин: Такой чудесный день

Он стоял бы там часами, разглядывая деятельных веселых товарищей, мерцающие блоки памяти и слушая «Всё дальше, дальше…», а потом «Раса могучих», но музыка понемногу стихла (когда 11:10 превратилось в 11:11), и голос мягко, щадя его чувства, напомнил о ждущих в очереди и попросил перейти к следующей экспозиции. Скол неохотно оторвался от стеклянной стены. Вокруг него тоже вытирали глаза и кивали. Он улыбался, и ему улыбались.

Дедушка Ян схватил мальчика за руку и потащил к двери, рядом с которой висел сканер.

– Как тебе, понравилось?

Он кивнул.

– Это не Уни.

Скол широко раскрыл глаза.

Дедушка выдернул у него наушник.

– Не Уникомп, – продолжил он быстрым шепотом. – Коробки эти, розовые и оранжевые, – не настоящие! Просто милые игрушки на радость Семье! – Его выпуклые глаза были совсем рядом, капельки слюны брызгали Сколу на нос и щеки. – Он там, внизу! Под нами еще три этажа! Хочешь посмотреть? Хочешь увидеть настоящий Уникомп?

Скол только беспомощно таращился на деда.

– Хочешь? Посмотреть хочешь? Я могу показать!

Скол кивнул.

Дедушка Ян отпустил его руку и выпрямился.

– Хорошо, пойдем. – Взяв Скола за плечо, он повел его обратно мимо стеклянной перегородки, у которой толпились товарищи, мимо схемы блоков памяти с бегающим лучом, мимо экспозиции с сотнями огоньков, сквозь очередь – прошу прощения! – и по коридору в другую сторону, где было пусто и сумрачно, со стены свисал огромный неисправный телекомп, а рядом стояли носилки с подушками и сложенными одеялами.

В углу находилась дверь со сканером. Дедушка удержал его руку.

– Сканер, – произнес Скол.

– Не нужно.

– Разве мы не туда ид…

Не обращая внимание на сканер, дедушка Ян подтолкнул Скола вперед, вошел следом и с силой потянул на себя шипящую медленно закрывающуюся дверь.

Скол уставился на него, весь дрожа.

– Ничего страшного, – резко сказал дедушка, а потом, уже не резко, а ласково взял его голову обеими руками. – Ничего страшного. Все будет в порядке. Я делал так тысячу раз.

– Мы не спросили разрешения. – Скол все еще трясся.

– Ничего страшного. Смотри: кому принадлежит Уникомп?

– Как принадлежит?

– Ну чей он? Чей это компьютер?

– Он… всей Семьи.

– А ты член Семьи, так ведь?

– Да…

– Значит, это и твой компьютер! Он принадлежит тебе, а не наоборот – не ты ему, а он тебе.

– Нет, мы должны спрашивать разрешения!

– Скол, пожалуйста, верь мне. Мы ничего не возьмем и даже не будем трогать. Только посмотрим. Я для этого сегодня и приехал – показать тебе настоящий Уникомп. Ты же хочешь его увидеть?

Скол секунду поколебался.

– Да.

– Вот и не волнуйся, все в порядке. – Дедушка ободряюще посмотрел ему в глаза, а затем отпустил его голову и взял за руку.

С площадки, на которой они стояли, вела вниз лестница. Они спустились на четыре или пять ступенек – стало прохладно, – и дедушка остановился, придержав Скола.

– Жди здесь. Я на секунду. Никуда не уходи.

Скол испуганно смотрел, как дедушка поднялся обратно на площадку, осторожно выглянул и нырнул в дверь. Она медленно закрылась.

Скол снова затрясся. Сначала он не коснулся сканера, а теперь стоит в одиночестве на холодной пустынной лестнице – и Уни не знает, где он!

Дверь снова отворилась; показался дедушка с перекинутыми через руку синими одеялами.

– А то околеем, – пояснил он.

Завернувшись в одеяла, они вместе шли по тесному проходу между стальными стенами, которые соединялись в одну точку где-то далеко впереди, а вверх тянулись почти до светящегося белого потолка. На самом деле не стены, а параллельные, разделенные узкими зазорами ряды сдвинутых вплотную и запотевших от холода гигантских стальных блоков, аккуратно помеченных спереди на уровне глаз черной краской: Д46, Д48 – по одну руку, Д49, Д51 – по другую. Не меньше двадцати в ряду. Перпендикулярно, через равные расстояния, шли четыре прохода пошире.

Дыхание превращалось в пар, под ногами расплывались нечеткие тени. Тишину нарушал только шелест паплоновых комбинезонов да отдающееся эхом шлепанье сандалий.

– Ну? – поглядел на Скола дедушка Ян.

Тот плотнее закутался в одеяло.

– Наверху лучше.

– Да уж. Тут никаких тебе симпатичных молодых товарищей с ручками и планшетами. Никакого теплого освещения и уютных розовых приборов. Из года в год – никого. Безжизненно, пусто и холодно. Отвратительно.

Они стояли на перекрестке. Стальные ряды протянулись в одну сторону, другую, третью, четвертую… Дедушка покачал головой и нахмурился.