Олег Гринфельд - Космическая одиссея 2201

Джонс затаив дыхание слушал звучание этих странных имен.

— Людей у нас мало, зато планета не загажена… и придурков кверхозадых тут нет… ой прости, козлик!

Джонс опустил глаза.

— Ни войн, ни конфликтов, и умиротворять нас вроде бы и незачем, так что катились бы вы к себе…

— Но ведь мы тоже земляне… почему и мы не имеем право поселиться на этой планете?

Мэри горько усмехнулась.

— Не удивлюсь, если у нас найдутся такие умники, что согласятся. На Земле-то все именно с этого и началось. Неужели за пятьдесят лет сытой жизни можно все забыть? Нет, не бывать этому!

— Ты считаешь себя прогрессивной, а послушай, какие жуткие расистские вещи ты несешь! Мы такие же люди как и вы!

— Где тут расизм? Я из Вашингтонии, и, подозреваю, что ты из тех же краев, откуда мои прабабушки и прдедушки. Все то отличие, что голова у тебя промыта, и пока не придешь в себя — тебе у нас нечего делать. Уж во всяком случае не на боевых кораблях да с лучеметом в руках. Ладно, теперь твоя очередь, рассказывай.

— А что ты хочешь знать?

— Ну… вот ты говорил про какую-то метрополию, где это?

— Ну… метрополия! В центре мира, вокруг главной святыни, Мекки. Там уже многие века властвует самое передовое, самое верное учение и на тысячи километров нет ни одного неверного!

— От Мекки? А ты разве ничего не знаешь?

— Что не знаю?

— Да ведь там…

— Уверяю тебя, там только верные умиротворенные!

— Ладно, проехали… Расскажи, ты женат? Или у тебя есть невеста?

Джонс смутился.

— Я пока не могу позволить себе… Я же не урожденный умиротворенный в третьем колене, и мне не полагается государственный калым… Вот отслужу…

— Служи, служи, дворняжка. Так ты небось еще и девственник?

Джонс покраснел:

— Нет, конечно, о нас заботятся старейшие…

— Ну да, поставляют девочек ассасинам… А у нас это любому доступно, хе-хе… Просто так! Можно вместе жить, а можно и не жить, просто любить друг друга, а то и просто для удовольствия, по согласию. Хочешь так, козлик?

Джонс в ужасе вскочил.

— Какой жуткий грех!

— Знаешь, Али-Баба, что-то я устала от тебя. Не от тебя даже — ты довольно милый парень, а от белиберды в твоей голове… Дай-ка мне отдохнуть…

Джонс тут же поднялся.

— Спасибо за беседу, всего хорошего…

Мэри зевнула:

— Не обижайся, дурачок! А захочешь еще потрепаться — заходи…

Не проходило дня чтобы Джонс не появился у Мэри. Она меньше язвила, он становился все более задумчив.

Мэри рассказывала ему про жизнь на своей планете, которую поселенцы когда-то называли Нью-Гея, а теперь — просто Гея. Жизнь в Вашингтонии (откуда была родом Мэри) была совсем не такая как на Земле. Там никто никогда не совершал намаз. Ни на работе, ни в школе, ни дома… Даже местные ложные религии были строго ограничены личной жизнью обитателей, и никому не разрешалось выносить свои верования на повестку дня общества. Общественное устройство тоже не имело ничего общего с тем, что знал штурман. Но Мэри утверждала, что и на Земле когда-то жили так же или похоже.

Многие вопросы Мэри старательно обходила, не желая делиться информацией в сфере безопасности.

Как-то Мухаммед зашел в бар и встретил там Хасана Вебера, в первый раз после штурма. Вид у Вебера был неважный, будто он работал как проклятый день и ночь. Он сидел и курил в углу крепчайшую смесь, обалдевший и полусонный, в почти бредовом состоянии. Красные глаза с темными мешками слезились, лицо покрывала недельная щетина.

— Салям, Хасан! Ты в порядке? Куда пропал?

— А… Мухаммед… садись курни, прогоним тоску…

— Откуда тоска у молодого джигита?

— Ничего не выходит… не справляюсь…

Он сделал еще одну глубокую затяжку и выдохнул зеленоватый густой дым.

Похоже, у Вебера начинался бред. Он бормотал монотонно и с длинными паузами…

— Я не могу пробить эту защиту… посылаю зонды… все впустую… этим разве объяснишь?… для них проявление неверия… сомнение в непобедимости… непогрешимости… сошлют… лишат всего…

Голова Вебера стала клониться набок, он вздрогнул и сделал еще затяжку…

— Это их защита… этих… потомков… свиней и обезьян…

— Кого?

— Этих… потомков… си… онистов… их логово… в центре метрополии… а ничего не можем сделать…

У Джонса замерло дыхание. Вебер долго молчал, закрыв глаза, и Джонс уже решил, что больше ничего не услышит. Внезапно Вебер пробудился, сделал еще затяжку, и в каком-то возбуждении начал тихим голосом, иногда шепотом, так что Джонс не все и разбирал: