Максим Бочковский - Нераскрываемые преступления

— Это означает, понравился ей, — быстренько пояснил молодой следователь.

— А-а-а. Ясно. Значит, они не были раньше знакомы?

— Думаю, она его знала. И знала, что он частенько бывает здесь, а вот он вряд ли обращал на неё внимание. Во всяком случае, выглядел озадаченным, когда она к нему подсела. А дурочка несколько часов здесь его прождала, просидела.

— Почему дурочка?

Девушка закатила глаза.

— Да по нему сразу было видно, что парень Казанова. Богатенький мальчик, такие на простых девчонок не зарятся, а она, похоже, чистая девочка. Знаете, из тех, кто верит в любовь-морковь до гробовой доски, в другие сказки.

«Ага, и грохнула она его очень „чисто“. Который случай уже, а вычислить мерзавку не можем».

Отогнав несвоевременные мысли, Сергей продолжил.

— А вы уверенны, что она не потребовала с него деньги за ночь?

— Ты чё, не слушал меня? Какие деньги? Это наш удел — деньги. Она его ждала! Его! Нравился он ей, понимаешь ты?

— Ясно. Хорошо. Можешь идти.

— А… а вы меня не прикроете? Я не хочу в кутузку.

— Конечно, — поднялся Пётр. — Вы наш ценнейший свидетель. Не правда ли?

Старший следователь вынужденно кивнул.

«Очень хорошо. Не хватало ещё отмазывать проституток. С них всё равно, как с гуся вода. Завтра же будет отпущена и снова на дороге встанет. А этот у меня всё-таки когда-нибудь получит затрещину».

Некоторое время спустя, друзья уже сидели в соседнем парке. Погода стояла на редкость зимняя. За последние годы редко, когда бывало так холодно и ясно. Снег сверкал на солнце и не думал таять. По белым дорожкам неспешно прогуливались пожилые пары, и носилась молодёжь. Вот группа детей затеяла игру в снежки. Керенский улыбнулся.

— Ты помнишь, когда в последний раз так веселился?

— Нет. С кем мне веселиться?

— И в детстве?

— В детстве — это был не я!

— А кто?

— Другой человек. Тот, что как дурак вызвался добровольцем в Афганистан. Потом он погиб. Его рота попала в окружение. Командование что-то напутало. Оказалось, что они несколько часов отстреливались от своих же.

— А потом что?

— Все полегли. От тех тоже мало чего осталось. Очнулся я в полевом госпитале и понял, что погиб. Там, вместе с Сашкой и другими. Вот теперь живу незнамо кем и незнамо зачем. А может, и не живу вовсе. Не знаю.

— А девушка у него была?

Томченко кивнул.

— И что?

— Я его её лишил.

— Ясно. А сейчас есть?

Следователь посмотрел на молодого помощника и его взгляд говорил красноречивее всяких слов:

«А не пошёл бы ты сейчас далеко».

Пётр вздохнул.

— А что ты думаешь о деле?

— Не знаю. Последняя ниточка оборвалась. Мы по-прежнему не знаем ни кто она, ни как её найти.

— А фоторобот?

— Ну, это-то, несомненно. Сразу по возвращении в отделение. Надо только договориться с проститутками. С этой Аней и второй.

— И хорошо! Будет от чего оттолкнуться.

— Бог с тобой, Петь! Ты наивен до невозможности. Сейчас, в России, следователи фотороботы делают для очистки совести. Имитация кипучей деятельности. Надо бы уже знать, что по фотороботам невозможно в наше время и в нашей стране кого-либо найти! Под составленный нами портрет, подпадут сотни девушек. Это всё равно, что искать иголку в стоге сена.

— Но парни тогда будут осторожнее. Не будут встречаться с теми, кто хоть немного походит на наш портрет.

— Да, в случае, если мы покажем его по ТВ. А если мы это сделаем, придётся, заодно, сказать, что в городе действует серийная маньячка-убийца. Ты знаешь, что начнётся? Нет, подобное лучше держать в секрете до последнего. Вот попадется ей какой-нибудь сын члена Мосгордумы или правительства, когда всем всё станет известно, тогда и рассмотрим твоё предложение.

— А тебе не кажется, что девушка именно этого и добивается? Огласки! Кто знает, может у нашей маньячки просто мания величия?

— Эта версия посещала меня. Но если это так, то она неправильно выбирает себе жертвы. Отцы убитых в основном банкиры, а такая публика не заинтересована в огласке. Они не будут бить в набат, опасаясь за собственную репутацию. Нет, тут необходим человек известный, и когда она это поймет, полетит голова какого-нибудь Димы Билана.

— Так что же делать? Ждать у моря погоды?

— Ну, пока да! Ждать и молиться, чтобы каждый новый день не приносил с собою нового жмурика со свёрнутой шеей.

Яркое солнце жарит невыносимо. Он и ещё несколько ребят, едут в кузове большого военного грузовика. Товарищи возвращаются домой, но никто не выказывает радости. Сидят угрюмо. Молчат. Он лежит, прислонившись к бортику кузова. Кепка надвинута на лоб, защищая глаза от света. Может, Он спит? Может и так. Он и сам не знает точно, снится Ему то, что мелькает сейчас перед глазами, или просто вспоминается. Такое бывает: против воли лезут плохие воспоминания и их не отогнать, как ни старайся. Он знает это чувство, когда хочется приставить дрель к виску. Каждую ночь в этих горах Он как бы заново переживал прошедший день. Слышал крики, выстрелы, взрывы. Вот опять какой-то бедолага подорвался на растяжке. Или это уже взлетел на воздух их собственный грузовик? Может, это они кричат? В конце концов, они ещё на проклятой территории. Открывает глаза. Нет, похоже, всё спокойно. То же солнце, те же горы. Опять прислоняется лбом к горячему дереву, и видит уже иную картину.