Вячеслав Рыбаков - Наш городок (Файл №224)

А вот он же в каких-то травянистых лох­мотьях, с копьем в руке, в окружении ди­карей. Один из них — абсолютно наг, но лицо его закрыто жутковатой оскаленной маской. Вокруг, похоже, джунгли, на заднем плане — странной формы хижины, вроде термитников, и туго натянутые веревки, на которых сушатся какие-то плоды, не разобрать...

Плоды?!

На этой фотографии мистер Чейко, несмот­ря на убогое одеяние и некоторую худобу, выг­лядел куда моложе.

Молдер выхватил телефон. Набрал номер Скалли.

Скалли не отвечала...

Молдер бросил дикий взгляд направо, по­том налево. Пихнул телефон в карман, схва­тил со стола тяжелый подсвечник и не раз­мышляя, с размаху ударил им по замку шкафа, на внешней полке которого стояли фотогра­фии. В ночной тишине грохот раздался страшный; казалось, весь дом заходил ходуном. Раз, другой... Хлипкий замочек брызнул в сторо­ну и откатился со стуком.

— Что вы себе позволяете? — раздался сзади возмущенный голос некстати появившейся горничной, но Молдер, не оборачива­ясь, кинул подсвечник прямо на пол и распахнул шкаф.

Он тоже был полон сушеных плодов.

Человеческие головы.

Одну из них оторопевший Молдер легко опознал по фотографии. Это был бабник и склочник, не способный ничего создавать, лишь разрушающий то, что в поте лица создано дру­гими.

Джордж Кернс.

И тут горничная сзади дико завизжала. То ли потому, что увидела содержание шкафа впервые, то ли потому, что при ней это содер­жание ухитрился увидеть посторонний. Сейчас некогда было с этим разбираться.

Потому что Скалли не отвечала.

Когда Скалли пришла в себя, первое, что она услышала, был слитный, могучий треск кост­ра. Жар близкого пламени опалял лицо, и даже сквозь опущенные веки било оранжевое сияние. Скалли попыталась сказать что-то, а может, позвать на помощь; ничего не получилось. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять: рот заклеен полосой скотча. Зак­леен добротно, от носа до подбородка.

Толком пошевелиться тоже не удалось. Она была связана. Руки стянуты за спиной. Ноги и плечи привязаны к чему-то позади — шест, столб... ведьмин костыль?

Это было то самое место. Приоткрыв глаза и тут же вновь зажмурившись — ревущее пламя высотой, наверное, в три человеческих роста ослепило ее так, что казалось, едва не выжгло глаза, — Скалли почему-то сразу поняла, что это то самое место. Старое кострище. Такое старое. Где жгут мусор.

Она успела разобрать, что вокруг костра стоят люди. Много людей. Их смутные, одинаково мерцающие отраженным светом лица, по­хожие на маски, были неподвижны. Люди молчали, словно ожидая чего-то.

Скалли попыталась понять, как она здесь очутилась. Это ей не удалось. Она помнила, что входная дверь в дом Дорис Кернс оказа­лась открытой, а свет внутри не горел. По­звав миссис Кернс и не получив ответа, Скал­ли вошла; попыталась включить лампы. Выключатель щелкнул, но лампы не зажг­лись — вероятно, что-то случилось с пробка­ми или проводкой. Продолжая звать, Скал­ли вынула фонарик, затем — пистолет и, напряженная и немного уже напуганная, дви­нулась в глубину дома, подсвечивая себе узким ярким лучом. Видимо, луч и сыграл с нею злую шутку — все, куда он не попадал, по контрасту совершенно тонуло во тьме. В ней можно было, наверное, спрятать роту солдат или стадо слонов... Пока Скалли случайно не ткнулась бы лучом в один из хобо­тов или в одну из винтовок, — она не заме­тила бы засаду нипочем. Впрочем, не было ни роты, ни слонов. Был, скорее всего, кто-то один, может быть, двое. Когда Скалли дошла до кухни и увидела на полу лаково отблес­нувшие черные пятна, она направила свет на них — пятна стали алыми, и Скалли, уже понимая, что это кровь, много крови, все-таки машинально нагнулась, чтобы удостоверить­ся, протянула руку, желая тронуть край пят­на пальцем... А потом она уже была здесь, связанная, у костра.

Очень болела голова. Просто чудо, что ее не размозжили и череп выдержал. «Крепкий у меня череп», — подумала Скалли.

Она снова открыла глаза, лишь когда тол­па по ту сторону костра затянула какую-то дикую, нечеловеческую песнь на одной ноте, без слов; сначала тихо, потом громче, еще громче.

Пламя ревело, и огненная метла, ходя хо­дуном от порывов ночного ветра, свирепо мела черное, беззвездное небо. С треском лопались поленья, далеко разбрасывая крутящиеся вих­ри искр.

Какой-то человек — Скалли показалось, что это был доктор Рэндолф, но под при­сягой она не решилась бы этого утверж­дать — в сопровождении двух помощни­ков с громадным чаном в руках принялся обносить неподвижно стоящих певцов хоро­шей едой. Каждый из стоящих, не прекращая гудеть общую песнь, подставлял доктору свою миску, и тот, кто показался Скалли похожим на доктора, металлическим черпа­ком наливал в миски какую-то баланду из чана.