Нил Стивенсон - Интерфейс

– А вы ранняя пташка, – сказал доктор Радхакришнан, приглашая мистера Сальвадора в свой кабинет. Джекман уже откланялся – медленно и неохотно, бросая взгляды через плечо.

– Не более вашего, доктор Радхакришнан, и определенно не столь близок к небу, – сказал мистер Сальвадор. – Джетлаг не давал мне спать, и я решил, что могу приехать пораньше, коли так.

Доктор Радхакришнан налил ему кофе. Сальвадор некоторое время держал кружку перед собой, исследуя ее, как только что откопанную амфору – словно он никогда не видел, чтобы кофе подавали в чем-то помимо чашки с блюдцем.

– «Команчи», – прочитал Сальвадор надпись на кружке.

– Название футбольной команды этого учебного заведения, – сказал доктор Радхакришнан.

– Ах да, футбол, – сказал Сальвадор, что-то смутно припомнив. Он выказывал все признаки человека, который только что прилетел из другого полушария и пытается проникнуться местной культурой. – Верно, это ведь глубоко футбольная территория. Пилот сказал мне, что здесь горное время. Это так?

– Да. На два часа позже нью-йоркского, на час раньше лос-анджелесского.

– До сегодняшнего утра я даже не подозревал о существовании этого часового пояса.

– И я – до приезда сюда.

Сальвадор пригубил кофе и вырямился – сама целеустремленность.

– Ну что ж, я бы с радостью продолжил удовлетворять свою страсть к светской болтовне, но нехорошо тратить ваше время, а напускать таинственность было бы оскорблением для вас. Насколько я понимаю, вы лучший в мире нейрохирург.

– Лестно, но не совсем соответствует истине. Учитывая то обстоятельство, что я не провожу операций, мне не следует даже претендовать на этот титул.

– Вы, однако, посвятили свою карьеру исследованиям?

– Да.

– Это довольно распространенный среди лучших медицинских умов выбор. Познание нового требует много большего, чем практика, не так ли?

– В целом – да.

– Итак, насколько я мне известно – и поправьте меня, если я скажу какую-нибудь глупость – вы разрабатываете процесс, который позволит реабилитировать пациентов с травмами мозга.

– Далеко не с любыми травмами, – сказал доктор Радхакришнан, выбрав самый осторожный подход, однако мистер Сальвадор не выказал никаких признаков разочарования.

– И как я слышал, вы имплантируете в поврежденный участок мозга некое устройство. Оно соединяется с нервным веществом, замещая поврежденную ткань.

– Это так.

– Помогает ли оно при афазии?

– Прошу прощения?

– При нарушениях речи, вызванных, скажем, инсультом?

Доктор Радхакришнан потерял под ногами почву.

– Я знаю, что такое афазия, – сказал он. – Но мы экспериментируем на бабуинах. Бабуины не разговаривают.

– Предположим, что разговаривают.

– Гипотетически это будет зависеть от степени и типа поражения.

– Доктор Радхакришнан, я был бы вам очень признателен, если бы вы прослушали вот эту кассету, – сказал Сальвадор, извлекая из кармана микрорекордер.

– Что за кассета?

– На ней записан мой друг, который недавно заболел. Он перенес инсульт прямо на работе. И вышло так, что как раз в этот момент он надиктовывал письмо на кассету.

– Мистер Сальвадор, извините меня, но к чему вы клоните? – спросил доктор Радхакришнан.

– Вообще-то ни к чему, – добродушно сказал Сальвадор, как будто они продолжали болтать о пустяках.

– Вы хотите услышать мое профессиональное мнение?

– Да.

У Радхакришнана была заготовлена речь для подобных случаев: о святости взаимоотношений доктора и пациента и о том, что он и помыслить не может о том, чтобы поставить диагноз, не потратив хотя бы несколько часов на обследование больного и не изучив целую кипу бумаг. Но что-то не позволило ему ее произнести.

Может быть, простецкая, бесцеремонная манера мистера Сальвадора. Может быть, его элегантность и очевидный статус представителя высшего класса, заставляли устыдиться при одной мысли о такой чепухе, как пустые формальности. А может быть, дело было в том, что мистера Сальвадора сопровождал лично Джекман, который бы палец о палец не ударил, не будь тот действительно важной персоной.

Мистер Сальвадор воспринял молчание доктора Радхакришнана как знак согласия.

– Первый голос, который мы услышим, принадлежит секретарше моего друга, обнаружившей его после удара, – и он запустил кассету. Качество звука было на ахти, но слова звучали разборчиво.

– Вилли? Вилли, ты в порядке? – голос секретарши звучал приглушенно, почти благоговейно.