Нил Стивенсон - Интерфейс

Мэри Кэтрин аплодировала и кричала вместе со всеми, а потом посмотрела туда, где остались отец и Зельдо. Они лежали на траве, опираясь на локти, наблюдали за происходящим и смеялись глубоким, низким смехом мужчин, совершенно опьяневших от коктейля из грязи, футбола, мужского братства и тестостерона.

Мэри Кэтрин улизнула с приема около полуночи и прокралась наверх, в свою комнату. Оказавшись внутри, она заткнула замочную скважину свернутым листком бумаги и задвинула засов – процедура, которой ставшая привычной еще в восемь лет. Сейчас, после того, как большинство техников и врачей разъехалось, она снова стала хозяйкой в своей комнате – с кроватью под самодельным покрывалом, семейными фотографиями, маленьким телевизором на столике в изножье. Она сбросила туфли, вытянулась во весь рост на старом покрывале и только тут ощутила, насколько же измотана.

Красные цифры часов перепрыгнули на 12:00. Город накрыла канонада фейерверков в честь Четвертого июля.

– Да простит меня бог, – произнесла Мэри Кэтрин, дотягиваясь до пульта на прикроватном столике, – но я должна увидеть, как это выглядит по телевизору.

Это было событием дня на CNN. И выглядело фантастически. Мэри Кэтрин всегда смутно осознавала, что по телевизору вещи выглядят иначе, чем в реальности. Но предсказать, как все будет смотреться на маленьком экранчике, она не умела.

Огл, определенно, умел. Митинг впечатлял и непосредственного очевидца. Но по телевизору нельзя было разглядеть рутинных действий, выполняемых за периметром. Все, что вы видели, было великолепно. Сняли дымящих дельтапланеристов. Почти целиком показали забег Коззано через поле, и даже огненные стрелы фейерверков угодили в кадр. Дождь конфетти выглядел потрясающе.

Она сама выглядела потрясающе. Она узнала себя еле-еле, но все равно смутилась. Может быть, носить такую одежду ей предназначено судьбой?

Репортаж CNN шел недолго. Они отметили все основные моменты митинга, передав кадры, преподнесенные им Оглом на блюдечке с каемочкой, и присовокупили к ним несколько эпизодов пикника, включая великолепный бросок «Аве Мария», сделанный Коззано.

Затем CNN перешел к другим темам. Мэри Кэтрин снова взяла пульт и пустилась в странствие по электомагнитному спектру, перехватывая кусочки передач о рыбалке, шоппинге, погоде и «Стартреке», прежде чем наткнулась наконец на C-SPAN, передававший речь отца целиком. Наконец ей удалось послушать, что он говорил, пока она крутила головой и болтала с детишками.

– Примерно в полумиле отсюда стоит фабрика, построенная моим отцом в основном на собственные деньги, собственным потом и кровью в сороковые годы. Армия не могла позволить ему сражаться – немецкая торпеда уже лишила его мать одного сына – но он был твердо настроен попасть на войну тем или иным способом.

Это было неправдой. Фабрику он построил не на собственные средства. Большую часть денег вложили Мейеры.

В телевизоре отец продолжал.

– Эта фабрика выпускала новый продукт под названием «нейлон», недорогой заменитель шелка – главного ингредиента для изготовления парашютов. Когда в День Д началось вторжение, мой отец не мог в нем участвовать. Но парашюты, которые он произвел прямо здесь, в Тасколе, были уложены в рюкзаки десантников, бросающихся в тот знаменательный день в небо Франции.

Он не производил парашюты. Только нейлоновое волокно. И это волокно армия приобретала у множества поставщиков.

– В одно прекрасное весеннее утро, уже после победы, на отцовскую фабрику пришел молодой человек, и спросил, где он может увидеть мистера Коззано. Конечно, во многих других местах его бы завернул секретарь или кадровики, но в компании отца вы всегда имели возможность попасть на самый верх. И поэтому в самом скором времени незнакомца пригласили в кабинет Джона Коззано. Оказавшись лицом к лицу с отцом, этот рослый парень не сумел совладать с захлестнувшими его эмоциями и несколько мгновений не мог говорить. Наконец он рассказал, что был парашютистом и оказался на самом острие вторжения в День Д. Сто человек из его подразделения прыгнули вниз, вся сотня приземлилась невредимой и выполнила поставленные задачи с минимальными потерями. Оказалось, эти десантники заметили метку «Коззано» на своих парашютах, решили, что имя им нравится и начали называть себя «Бандой Коззано». Имя превратилось в их боевой клич, с которым они бросались вниз с самолета. Тут мой отец, которого я за всю свою жизнь никогда не видел плачущим, просто разрыдался, понимаете? – потому что для него этот рассказ значил больше, чем деньги и что угодно другое, чего он достиг благодаря своей фабрике...