Анна Субботина - На пороге зимы

В его покоях громоздились друг на друга запертые сундуки, увязанные тюки — как и у Ардерика с Вереном. Только сундуки были с тонкой резьбой и позолотой на коронованном гербе. Ривелен, хмурясь, прошёл за стол, но не сел — навис над ним, упёршись в полированное дерево.

— Вы собрались в дорогу?

— Я не поеду.

Далеко на юге рушился дом из красного камня, увитый хмелем и вьюнком. Но уехать и бросить Элеонору Ардерик не мог. Не мог — и всё.

— Я рад, — хмуро кивнул Ривелен. — Чем больше верных людей будет вокруг Элеоноры, тем лучше. — Уставился на стол, скривился и ударил ладонью: — Ну и как прикажете отчитываться? Две смерти подряд! Кто поверит в случайность? Сговорились они, что ли?!

— Так и пишите: пример маркграфа вдохновил Эслинга сделать хоть что-то полезное, — усмехнулся Ардерик.

Рядом с канцлером он чувствовал себя больше северянином, чем уроженцем юга. Глядя на разряженных латников, всю войну отсидевшихся в тепле, не верилось, что когда-то он сам мечтал о столичном блеске. К троллям столицу и весь юг! Если бы не дом. Арну, старшему из братьев, осталось года три до совершеннолетия. В общем, достаточно, чтобы укрепить власть Элеоноры и вернуться.

— Я напишу родным, — сказал Ардерик. — Отправьте с дороги за мой счёт. Дайте перо и бумагу!

— Напишите, — со странной улыбкой согласился Ривелен. — Ах да, совсем забыл. Они тоже вам писали. Вот, — он достал из ларца свиток, на котором Ардерик узнал отцовскую печать. — Перечитывайте долгими зимними вечерами, если вдруг пожалеете о своём решении.

Восковой герб легко сломался под пальцами. Глядя на неровные строки, Ардерик почти видел, как отец обстоятельно очинивает перо, обмакивает в чернила, расписывает на особом клочке и только после этого пишет, шевеля губами.

«Откажись от своей части имения… Господин Виллард так добр к нам… Оказал честь… Изволил предложить выкуп…»

В глазах потемнело. Ардерик стиснул зубы, зажмурился, но буквы словно отпечатались под веками. Ривелен усмехнулся и заговорил — медленно, размеренно:

— Ваше дело было решено в тот день, когда Фредрик Виллард-старший присоединил ваше имение к своему. Одной тьме ведомо, на что вы надеялись. Вы нежеланный гость на юге, неужели до сих пор не поняли? Хотите, чтобы родственники вас увидели — возвращайтесь. Только не надейтесь увидеть их сами.

Ардерик заставил себя открыть глаза и выговорить как можно спокойнее:

— Кому я нужен? С Виллардами мне не тягаться. Я ранен, я развалина. Мне едва не отняли руку.

— Однако язык вам не укоротили. А следовало бы! Кто угоден короне, тех на Север не посылают. Право, поражаюсь вашей недогадливости.

— Почему не сказали раньше? Почему сразу не отдали письмо?

— А вы бы смирились и остались? Вы свою роль сыграли. Делать больше нечего, чем заступаться ещё и за вас!

Пальцы не гнулись, когда Ардерик заставил себе аккуратно сложить письмо. На обратной стороне была приписка от матери. Её он прочтёт позже. Внутри будто рвалось на части; хотелось перевернуть стол, изорвать гербовую бумагу, на которой Ривелен что-то уже непринуждённо писал. А ведь Оллард предупреждал, что от столицы можно ожидать чего угодно. И, очевидно, именно об этом обмане говорил в Бор-Линге. Знал и не предупредил… Впрочем, злиться на маркграфа было не за что.

— Остыли? Идёмте к Элеоноре, — буркнул Ривелен. Оттиснул печати и положил в папку едва просохшую бумагу. — Не оставлять же вас простым сотником… Рассветные силы, что за балаган!

Элеонора ждала в гостиной, спокойная, торжественная. Там же стояли Дугальд, военачальники из Северного Предела и других областей. У Ардерика перед глазами прыгали строчки отцовского письма, он бы пропустил мимо ушей указ, который зачитывал Ривелен, если бы не услышал собственное имя.

— За мужество и отвагу, за преданность и верность пожаловать баронский титул и земли от северных отрогов до берега Ледяного моря с правом собирать налоги за вычетом ежегодной выплаты в казну Эслинге…

— Мои поздравления, барон. — Дочитав, Ривелен коротко кивнул Ардерику и вышел. За ним потянулись остальные.

Более подходящего завершения этого дня трудно было представить.

— Людям объявим позже, — сказала Элеонора. — Завтра уедет Ривелен, потом неделю будет траур по Тенрику… Ох, Рик! Я боялась, ты откажешься и уедешь!

— Откажусь?

«Не связывайся со знатью», — твердил Ардерик себе и Верену так часто, что впору было рисовать на гербе вместо девиза. Он отвернулся, зашагал по комнате. Остановился перед зеркалом, пригладил волосы и расхохотался: