Анна Субботина - На пороге зимы

Дул северный ветер, и столы накрыли во дворе, под защитой стен. Вокруг расставили жаровни, разложили костры в железных корзинах. За верхним столом трещали не переставая:

— За гагачий пух весной давали по золотой марке…

— И то с гусиным перемешали!

— Аптекари тюлений жир с руками оторвут!

— А сушёную медвежью печень! В порошок её и продавать по грану!

Только и разговоров было, что о загадочных морских землях и их несметных богатствах. Тенрик зря тешился надеждой, что союз с Империей даст мир. Вышло только хуже. Шейн всего лишь жёг поля и угонял коз, а эти решили выдоить Север досуха.

С казни Шейна прошло ровно три месяца, а Тенрик всё ворочал в голове одно и то же. Как перерезает путы на руках брата, кидает ему меч и закрывает собой. Шейн успел бы проткнуть и графа, и Эйлин, и скрестить мечи с сотником. Торжество было бы недолгим, зато о Тенрике бы сложили совсем другую балладу!

Нож и сейчас висел на поясе. Ещё не поздно. Один удар — Эйлин, второй — канцлеру. Третий — как повезёт.

Одна незадача — после такого он бы перестал быть Тенриком Эслингом.

За столом не смолкали споры:

— Пробьём на побережье дорогу!..

— Солеварни свои построим!

— Закупим тонкорунных овец для островов!

Тенрик знал, как ранима северная земля. Она кажется суровой и безжалостной, но лишь потому, что жизнь безжалостна к ней. Приласкай её — и она воздаст сторицей. Давай полям отдохнуть каждый третий год, семена бросай редко, овец стриги весной, а крой осенью, рубишь лес — не топчи ягоды. Нехитрая наука, которую Эйлин так и не смогла усвоить.

Тенрик вертел в руках полный до краёв рог и усмехался в усы. Южан погубит жадность. Сколько людей и кораблей потонет, пока острова найдут? Сколько погибнет от холода и дурной пищи? Сколько потонет по пути домой?

Погубить имперцев легко. Пусть забирают Север. Пусть истощат поля, заморят овец, выловят рыбу, идущую на нерест, не дав отложить икру. И сдохнут с голода.

Ударил колокол, призывая к тишине. Канцлер завозился со своими бумажками. Эйлин приосанилась. Сейчас зачитают указ, сейчас Тенрик получит титул за то, что предал брата и Север. Он встал и высоко поднял рог, глядя на курган брата.

— На благо Севера! — рявкнул он. Дождался, когда его возглас подхватят в самом конце стола, и выпил до дна, морщась от нестерпимой горечи. Бросил пустой рог на стол, из него покатились ягоды.

Волчье лыко, ландыш, северный борец.

Вся его семья достойно приняла смерть. Тенрик тоже сможет.

Небо завалилось, мир выцвел и погас. Но прежде почудилось, что на кургане встал во весь рост человек. Сегодня брат встретит Тенрика с радостью.

Ардерик оказался у рухнувшего барона одним из первых. Не помочь — для этого рядом уже хлопотали лекарь и Дарвел, разом постаревший лет на десять, — а оттащить от тела Элеонору.

— Он жив! — твердила она.

Лекарь только качал головой, нащупывая жилу на шее и прикладывая к губам зеркало.

— Он жив, жив! — настойчиво убеждала Элеонора. — Рассветные силы, не сегодня, не сейчас!

— Мне жаль. — Лекарь поморщился и бросил на неё извиняющийся взгляд. — Барон Тенрик мёртв.

Зал взорвался голосами, грохотом упавших скамей. До Ардерика не сразу дошло, отчего дрожит Элеонора и так бледен Ривелен. Лучшее, что мог сделать Тенрик Эслинг — сдохнуть. Но худшее, что он мог — сдохнуть бароном.

Его унесли. Стражники кое-как успокоили людей. Побледневший Ривелен вернулся за стол, кашлянул и снова развернул бумагу:

— Смерть Тенрика Эслинга большое несчастье для всех нас. Однако указ Его Величества должен быть зачитан. Маркграфский титул и все связанные с ним права и обязанности переходят к наследникам покойного. До их совершеннолетия править будет Элеонора Эс…

Обрадоваться Ардерик не успел. Канцлера перебили выкриками из толпы:

— Не будет баба править Севером!

— Не бывать!

— Ещё чего выдумали!

— А ландыш-то, ландыш в вине был! Сама и отравила!

— Отравила, убила!

И самое гадкое:

— Умер-то он бароном, с чего это титул переходит?

Люди обступали верхний стол, а вокруг них стягивались Ривеленовы латники. Сплошная стена щитов, над ней — закрытые забрала. Несокрушимые, как скалы. Только людское море не утихало. Мрачные взгляды из-под густых бровей, ножи на поясах, сжатые кулаки. Привыкли к вековому укладу и плевать им на столичную бумажку.

Ардерик потянул из ножен меч, оттесняя Элеонору плечом. Трое латников прикрыли её щитами. А внизу бесновалась толпа: