Анна Субботина - На пороге зимы

Такко лежал рядом лицом вниз. Острые лопатки вздрагивали под намокшей рубахой — дышит. Верен смотрел на него какое-то время, прежде чем понял — путы сняты.

— Вставай, — Верен толкнул его в плечо и едва не застонал, такой болью отзывалось каждое движение. Плевать. Шейн скорее наглотается дерьма, чем использует их. — Вставай! И качай эту вонючую конуру!

Прутья врезались в каменный отвес, и на этот раз хрустнуло — сразу наверху и внизу. Решетчатое дно выпало, и в тот же миг клетка рухнула в воду.

Верно, забытые боги всё же иногда наведывались в северные земли — выбраться из тонущей клетки удалось не иначе как чудом. Верен сам толком не понял, как — только увидел, что над головой светлеет, успел глотнуть воздуха, и сразу нырнул снова — воду прошили стрелы. Мысль работала безотказно: к берегу нельзя, пристрелят. Надо укрыться на островах, раз уж судьба сохранила им жизни. Тем более, морская вода, хоть и жгла холодом, держала не в пример лучше речной.

Они плыли под водой, выныривая, только чтобы глотнуть воздуха. Один раз Такко не вынырнул — молча ушёл в тёмную глубину. Верен едва успел поймать его за отросшие волосы и дальше тащил за ворот — друг, выросший на горных реках и водопадах, нырял, как выдра, но плавал как топор. Пока Верен кое-как не выучил его — он-то вырос на настоящей реке, у которой в разлив не найдёшь берегов.

Потом крепость оказалась неожиданно далеко, а вокруг замелькали острова. Отлив тащил в море. Верен оглянулся на берег: погони как будто не было. Только чайки мельтешили над водой, мелькая белыми пятнами. А затем из пятен соткался парус с лиамским гербом.

…Они снова сидели в клетке, её качал ветер, и голодные чайки норовили пролезть сквозь прутья, не дожидаясь, когда им отдадут добычу. Над головой каркал ворон. Верен вскинулся и протёр глаза, оглядываясь. Он был закутан в пропахшую рыбой шкуру, мокрую одежду кто-то снял. Под ним качалась палуба, через низкий борт перелетали брызги. Рядом сопел Такко, закутанный в такую же шкуру. А резкий голос, показавшийся вороньим, принадлежал Дугальду Лиамскому.

Преодолевая боль и усталость, Верен плотнее закутался в шкуру и поднялся. Палуба вздымалась, как дурноезжая лошадь, но от морской качки можно было ждать и худшего.

— Там на берегу часовой… камнемёты… — выговорил Верен. — Надо предупредить наших!

— Уже, — коротко бросил Дугальд. — Когда вас вытащили, ты первым делом доложил, как там и что. В словах путался, едва говорил, а всё же разобрали. Лежи отдыхай. Вы проспали часа три, как раз вода спала. Ваши уже на берегу, ждут нашего знака.

В руки Верену сунули миску с рыбной похлёбкой — на сей раз настоящей, без костей. А в дымящейся кружке оказался горячий мёд. Верен осушил их в один присест и прислонился к мачте. От качки мутило, ногу после ледяной воды простреливало болью до бедра. Сейчас бы лечь и спать, спать…

— Ложись-ка, — повторил Дугальд. — Вода у нас не для купаний. Сейчас сгрузим вас на какой-нибудь островок, погреетесь там у огня, поедите по-человечески…

— Куда сгрузим? Кого? Нас? — Такко выглянул из-под одеяла, протирая глаза. — Мы сражаться будем! Дайте лук, любой! — Попытался подняться и осел назад, едва успев подхватить шкуру. — И… мне бы ещё штаны. И всё, я готов!

Верен не сдержался и расхохотался. Пригладил свободной рукой просохшие волосы и выговорил:

— Мы не для того шли через всю Империю, чтобы пропустить битву за Бор-Линге. К тому же мы обязаны вам жизнью. Дайте нам оружие — любое какое найдётся! — и мы вернём долг сегодня же.

— Для тебя даже арбалет отыщем, спасибо маркграфу, — ухмыльнулся Дугальд. — Что ж, почту за честь сражаться с вами! Пора закончить эту троллеву войну.

Чужая одежда пахла рыбой, как и всё на корабле, зато была сухой, тёплой и даже впору. Чужой меч лежал в руке уверенно. Верен взмахнул им и не сдержал улыбки, глядя, как Такко закатывает слишком длинные рукава, прежде чем натянуть непривычную тетиву. Всё-таки они выбрались. Смерть снова прошла стороной, а Верен снова не побоялся взглянуть ей в лицо. Невысказанные чувства плескались внутри волной; Верен отвесил Такко подзатыльник, а следом сгрёб друга, мигом принявшего виноватый вид, в охапку. Хлопнул по тощей спине и пошёл к борту.

Запахло дымом — на ближайшем островке развели костёр. Высоко в небо поднялся дымный столб.

— Маркграф Оллард покинул Империю не по своей воле, — Элеонора глядела Грете в глаза и тщательно подбирала слова. — Его Величество предъявил ему серьёзные обвинения. Лживые, но имеющие под собой некоторые основания. Иными словами, благополучие господина Олларда весьма зыбко.