Коллектив авторов - Старые долги

Открылась бездна, звезд полна…

Как в той танской новелле: человек вошел в дупло акации и стал правителем муравьиного государства. А потом оказалось, что это был сон. Сон… Но чем, собственно, сон отличается от того, что принято называть реальностью? И что, если пространство — это всего лишь нейрофизиологический феномен?

Сумасшедшие мысли…

Кто мог подумать, что по ту сторону Окна окажется Вселенная, как две капли воды похожая на нашу? С такой же галактикой Млечный Путь, с такой же Солнечной системой и таким же человечеством. Только вот время там течет иначе.

«Вся Вселенная иррациональна. — По сравнению с чем?» Был в одной старой книге такой диалог. Очень мудро. Очень.

— Не скучно тут вам?

Собеседник, радиофизик Зигфрид Вестхайм, снисходительно улыбнулся.

— Скучно? Да вы шутите!

— Нет. Никогда. Я человек без чувства юмора.

— Нормальное чувство юмора у вас. Вы просто не физик.

— Что нет, то нет, — признался Борислав. — Дальше гимназического курса физики я не пошел, да и тот забыл как страшный сон, если уж честно…

Зигфрид шутливо развел руками.

— Какая досада. Вам недоступна большая часть красоты, заключенной в мире. Я считаю, что мы познаем примерно десять процентов Вселенной через органы чувств, и девяносто процентов — через математику. Если не больше. Причем это я говорю об условиях, к которым наши органы чувств приспособлены. А здесь-то… — Он махнул рукой. — Вот очевидный пример. Давно известно, что в Ядре Галактики есть мощный радиоисточник с очень непростыми характеристиками. Смоделировать эти характеристики мы не можем, потому что в зоне нашей жизни даже близко нет таких физических условий. А прочитать их издали очень трудно. Вот мы сейчас забрались на самый край заселенного человеком мира — нигде ближе к Ядру никаких стационарных станций просто нет. И мы все равно знаем о Ядре практически столько же, сколько знали земные астрономы тысячу лет назад! Вы понимаете? Даже те данные, которые мы можем собрать здесь — это крохи… А впереди десятки лет работы. Вот поверьте: я тут уже три года, и скучно мне не было ни минуты.

Борислав рассмеялся.

— Завидую, — сказал он. — Вы задорно рассказываете. Аппетитно. Даже жаль, что в этой вашей кромешной физике я ничего не понимаю. Скажите, а… вы здесь добровольно?

Зигфрид удивился.

— Ну да… Разумеется, я озаботился получением приказа командования, перед тем как сюда лететь. Если честно, мне это кажется предрассудком, но вы сами знаете: галактические исследования у нас по-прежнему военизированы. Чтобы попасть в дальнюю экспедицию, я должен был или надеть форму, или эмигрировать на Хайнессен. Но последнее — это уж совсем крайность, — он улыбнулся. — А присягу я принес еще в университете, так что проблем не было.

— А какой университет вы окончили?

— Физико-математический факультет имперского университета на Лимарге, система Хеймдалль.

— Вы там родились?

— Нет. Родился я на Витгенштейне — это такая малонаселенная планета в системе Тейя. Наш континент — почти полностью лесной… красиво там… Мой отец работает механиком на станции дирижаблей, он меня с физикой и познакомил. Сам он, правда, без высшего образования. Самоучка.

— Значит, вы первый человек с университетским образованием в семье?

— Конечно! Побойтесь Тора, мой дед еще при Гольденбаумах родился — уж какие там университеты… Ему еще повезло, что его на космофлот призвали — я деда имею в виду. Иначе бы так и остался полуграмотным лесовиком.

— На космофлот? И где он служил?

— Он служил сначала матросом на номерном корабле связи, а потом техником на линкоре «Асгрим». Участвовал в битве при Рантемарио. Демобилизовался унтер-офицером. Дослужиться от рядового матроса до унтера, это ж тогда было еще как много, вы сами знаете… После отставки его на Витгенштейне встретили с распростертыми объятиями. Он потом до старости работал механиком на воздушных линиях, и отец, собственно, от него профессию и унаследовал…

— А вы — от отца?

— Ну нет! На меня никто не давил. Захотел бы, мог бы стать врачом, например. Или учителем. Или уж не знаю, кем. Отец и не думал принуждать. Я сам выбрал физику. И очень рад этому.

Борислав украдкой вздохнул, вспомнив земные интернаты с их комиссиями по распределению выпускников. После скандального дела Абалкина эту систему попытались ослабить, но Всемирный совет по педагогике встал в оборону, как триста спартанцев, и ходу реформам не дал. А здесь вот — пожалуйста. Авторитарная империя, милитаризованное общество, остатки нацизма и сословной системы, но при всем при том профессии люди выбирают сами.