Лорен Оливер - Реплика

Лира решила, что и Палм-Гроув – это тоже такое место вроде Гейнсвилля.

Она взяла блокнот. Джейк забрал ее папку из Хэвена, так что это честный обмен. Лира выпрямилась и увидела, что Семьдесят Второй шарит в рюкзаке Джеммы в поисках бумажника. Лира схватила его за плечо и покачала головой. Однажды, много лет назад, у Даже-и-не-думай в столовой вытащили кошелек, и начался настоящий кошмар. У всех реплик обыскали кровати и перевернули спальни кверху дном, а Даже-и-не-думай еще долго оставалась в паршивом настроении и отвесила Лире оплеуху безо всякой на то причины. В конце концов кошелек отыскали в дыре, проделанной снизу в матрасе Большой Медведицы, вместе с вещами, нарытыми ею в мусоре за много лет, – грязными носками, потерянной сережкой, жетонами на переправу, крышками от газировки и обертками от жвачки.

Но говорить Лира не могла – вдруг Джемма проснется? – и Семьдесят Второй вытащил из бумажника деньги, сунул их в карман, а бумажник вернул на место.

А блокнот Лира оставила себе. Ей не хотелось забыть про Палм-Гроув.

Через ворота они перелезли, потому что не знали, как их открывать. Очутившись на улице, заполненной жидкой тьмой и сияющей фонарями, они двинулись прочь. Сейчас Лира не слишком боялась – ведь с двух сторон возвышались дома с оградами, напоминающими ей забор в Хэвене. Но вскоре они добрались до дороги, уходящей в пустые поля, и Лиру охватил страх, ассоциировавшийся у нее с падением в пропасть.

Ее вновь потрясло, что мир может быть настолько огромен!

В конце концов Лира набрала в легкие воздуха и решила заговорить. Они зашли так далеко, что их никто не мог услышать. Кроме того, ей было тошно при виде пустого шоссе и уличных фонарей: те безмолвно нависали над ними, как длинные руки, растущие из земли.

– Я знаю, кто может нам помочь, – произнесла Лира.

Под их ногами похрустывал гравий обочины. Теперь Лире нравились древесные лягушки. Хоть какая-то компания.

– Помочь нам? – Семьдесят Второй запрокинул голову и посмотрел на звездное небо.

Лира не могла понять, страшно ли ему, и в конце концов предположила, что сейчас ему на все наплевать. Семьдесят Второй почти всегда выглядел бесстрашным. Даже смерть не могла его испугать. Возможно, он успел ко многому привыкнуть. Лира знала, что реплики более хрупкие, чем настоящие люди: они более склонны к болезням и часто рождаются ослабленными.

В глубине души она все еще надеялась на Хэвен, хотя тот уже превратился в пепелище.

– Я хочу знать, – произнесла Лира. – Почему они с нами так поступали? Почему они сделали нас больными? – Она помолчала и добавила: – И есть ли лекарство?

Семьдесят Второй притормозил и встал как вкопанный.

– Лекарства нет, – буркнул он.

– А может, и есть, – возразила Лира. – Ты сам говорил, что тебе толком неизвестно, чем врачи занимались в Хэвене. Может, они давно что-то изобрели. Придумали какой-нибудь препарат.

– А зачем? – проворчал Семьдесят Второй и криво улыбнулся.

Внезапно Лира его возненавидела. Она никогда не встречала никого, кто заставлял бы ее испытывать так много противоречивых чувств. И вообще кто заставлял бы ее испытывать какие-либо эмоции.

– Тогда я не понимаю, зачем они с нами возились, – призналась Лира.

Семьдесят Второй посмотрел на нее, прикусив щеку изнутри. Лира решила, что он даже не уродливый. Пожалуй, он красивый на свой лад – странный, угловатый, как те колючие растения с веером темно-зеленых листьев, которые росли между дорожками в саду института.

Накануне Лира подслушала, как Джемма говорила с кем-то по телефону. Наверное, она не заметила, что Лира шпионила за ней. «Девушка и парень, – сказала она. – Девушка, похоже, больна. Парень, – тут Джемма перешла на шепот, – красивый».

Лира никогда прежде не думала про людей и реплик с такой точки зрения, хотя ей сразу понравились черты лица Джейка. И задним числом она предположила, что доктор О’Доннел тоже была красивой. По крайней мере в воспоминаниях Лиры.

Интересно, а она сама уродливая?

В отдалении появились два пятна света. Лира зажмурилась. На миг ее охватила паника, но чуть позже она поняла, что к ним просто-напросто приближается автомобиль. Но машина стала замедлять ход, и Лира оцепенела. Почему-то они с Семьдесят Вторым инстинктивно взялись за руки. Его ладонь была большой, сухой и гораздо более изящной, чем руки врачей в одноразовых перчатках – те всегда казались холодными и влажными на ощупь, какими-то мертвыми.