Д Кузиманза - Трое из двух [СИ]

Когда он в первый раз взял её в руки и прочитал в предисловии: "Рабле родился в 1494 году…", от злости у него потемнело в глазах. Швырнул томик через всю комнату, а второй — за первым. Успокаивающее достал из ящика с дисками (прятал его там от отца) и выпил две таблетки. И как его угораздило так довериться этим уродам и купить книгу? Теперь — хочешь не хочешь — придётся её читать, чтобы хотя бы перед собой не выглядеть смешным! Рабле рядом с Эйнштейном — чудесное соседство!

Мало того, четверо "заговорщиков" чуть ли не каждый день спрашивали его, как читается книга, а он, еле сдерживаясь, отвечал, что прочел уже двадцать пять страниц, и вообще ему некогда. Или даже просто старался скрыться с глаз долой. Не подозревал, сколько удовольствия доставлял приятелям своим поведением. Хотя у Гришки иногда мелькала мысль, что забота о хорошем самочувствии друга переходит в не очень позволительную забаву. Да, Витька упрямец и зануда, но нервы у него ни к чёрту!

Так что у Виктора было много поводов раздражаться и чувствовать себя глупо. И сегодня утром от первого, что он увидел, открыв глаза — проклятая книжка — настроение его упало до нуля. Он поморщился, спустился в ванную, но, вместо того, чтобы умываться, хмуро посмотрел прямо в серые глаза своего отражения в зеркале. Машинально пригладил светлые волосы, потёр негустую щетину на подбородке.

— Ты же симпатяга! — попробовал утешить себя.

Симпатяга… Если бы не этот курносый нос и слишком густые и тёмные для блондина брови, и если бы не книжка и розыгрыш…

"Стоп! По этому лицу кажется, что у меня болят зубы или живот. А они не болят. Так почему я ною? Что, мне хуже, чем тому бедняге с диабетом и болями в суставах? Хватит ныть! Если даже этот чудак Дин решил, что со мной нужно дружить… и ребята ведь не со злости разыграли, такие они уродились… и книга старинная, но, если честно, что-то в ней есть… В общем, не всё плохо. Даже наоборот, всё неплохо. Сегодня, между прочим, суббота, то есть, два дня отдыха! А будет совсем хорошо, если сделать хоть какую-то физзарядку, а не побежать сразу на кухню".

Зарядка добавила ему бодрости, и в кухню он вошёл, посвистывая и улыбаясь. Там уже хлопотал отец, как всегда готовя один и тот же завтрак: яичница, хлеб с маслом, чай, джем.

— Привет! — весело сказал Виктор. — Опять бардак на кухне? Почему ты не разрешаешь тёте Глаше приходить каждый день?

(Тётя Глаша — домработница, которая два раза в неделю приходила к ним убирать и кое-что стирать).

— Двое взрослых вполне могут себя обслужить сами, — проворчал отец. — Намажь хлеб маслом.

— Я буду гренки.

— Тогда мне намажь два кусочка.

— Обычным или с грибами?

— Всё равно. И подай тарелки.

В кухне были порционные сковородки для яичницы, но у отца и сына вошло в привычку во время редких совместных завтраков жарить её в большой сковороде и делить на двоих. Иногда они не виделись целыми днями, а то и неделями, только перезванивались. Бывало, что питались в ресторанах или кафе, а то и просто доставали очередную банку консервов или замороженную готовку. Суббота была тем днём, когда они чаще всего встречались и именно за завтраком. И, как это ни странно, чаще всего съедали его в молчании, не находя общих тем для разговора. Но сегодня Виктор вдруг захотел узнать мнение отца. Вот только как заговорить с ним, когда он сидит с неприступным видом?

— Что ты меня так изучаешь? — проворчал неожиданно отец, поднимая глаза от тарелки.

— Знаешь, у меня новый приятель. Очень странный тип.

— И что общего он имеет со мной, что ты так смотрел на меня?

Слова отца удивили Виктора тем, что показались…

— А ты знаешь, что-то общее есть. Дин умеет угадывать характер человека по его мимике и жестам. Понимаешь, у каждого свои движения, именно свои. Мы ходили по городу, и он о каждом мог что-то рассказать. Это невероятно!

— А-а… — равнодушно кивнул отец и снова уткнулся в тарелку. Доел яичницу, налил себе чаю, намазал печенье джемом.

И вот так всегда! Нет, так было и до смерти мамы, но не в такой степени. А в сыне всё кипело от желания рассказывать о Дине и его странностях.

— Я тоже немного потренировался, — заговорил снова.

— На мне? И что прочитал?

— Не только на тебе. А ты похудел, между прочим. Плохо ешь.

— Перестань…

— А если я переживаю за тебя? Ты неважно выглядишь.

— Ты тоже не лучше, поэтому ешь, пока не остыло.

Виктор не сводил с него взгляда.

— Знаешь, — наконец выговорил с трудом, — мне кажется, что ты был бы рад вообще меня не видеть. Чтобы я жил где-то в другом месте. Может быть, мне снять квартиру?