Виктор Антоненко: Охота на бога

— Порядком, — Антоний обернулся к дворецкому: — О нём, что ли, оповещали?

— О нём, — мотнул головой Павел. — Говорят — гигант. Потому и стоим.

— А он, значит, сам к нам решил… — Семён зевнул. — Своим ходом… — и неожиданно заорал: — Смотри-и-и!..

Во всю ширь безбрежного окоёма на корабль стремительно надвигалась нечто огромное и величественное. Мертвенно-белая гряда зубчатых скал вздыбилась к самому небу. Бурливые волны перед основанием отвесной стены отяжелели и сгладились, укатавшись в один могучий оседающий куда-то ко дну вал.

Корабль накренился и по наклонной заскользил навстречу ледяной глыбе.

Снаружи послышался гул. Лайнер тряхнуло. Мебель в каюте сдвинулась.

— Амба! — огласил Антоний. — Приплыли!

Гудение за бортом переросло в пушечную канонаду. Казалось, вершины плавучих гор врезались в небосвод и вместе с ним развалились на части. Целые континенты кусками уходили на дно взбаламученного океана, поднимая на сотни метров ввысь грохочущие фонтаны мёрзлой воды. Из-под обломков айсберга вздыбилась и набрала силу невиданных размеров волна. Океан и небо смешались. Круизный лайнер взмыл вверх: неодолимые силы природы крутили, бросали его как щепку; в каюты и трюмы ворвался смерч. Несколько секунд и всё стихло.

Первым очнулся Семён:

— Это чего было?

— Опять тапок потерял… — Антоний помял ушибленную ногу. — Как там наш этот… придворный дворник?

Семён пробрался по обломкам мебели к лежащему на полу дворецкому:

— Жив, нет?

Павел ошеломлённо глядел в никуда и, видимо, ещё не совсем понимая своего положения в пространстве, промычал:

— Мы-ы… вы…

— Дышит, — Семён подцепил служащего за шкипок и приподнял: — Что, укачало, боцман?

— Не… — заторможено мотнул головой Павел.

— Тогда дуй на палубу, — Семен помог дворецкому подняться на ноги и подтолкнул к выходу. — Разузнай, чо там за кипешь. Давай, давай, греби ластами, матрос. Не видишь, ко дну идём.

Павел пошатываясь вышел из каюты.

— Нет, ну ты глянь, Сём, — Антоний снял с ноги оставшийся тапок и запустил в Кашина. — Тут, блин, как космонавт, все углы в кубрике башкой отметил, а этот второй день без просыпу. Медведь в дупле так не дрыхнет, или кто там… сова в берлоге. Может, ты ему две дозы всыпал, аптекарь? Ты инструкцию-то читал?

— Мелко. Я на глаз…

— Тьфу! Бестолочь! Я тебе сколько раз говорил — читать сначала, а потом сыпать, тыкать! Это же — снотворное.

— А чего он? Зануда. Ему же объяснили. Планида его такая. Ну, хочешь, разбужу?

— Ладно, чёрт с ним. Пойдём тоже… на воздух, понюхаем. Где ботинки?!

— Вон, на диване один…

Выйдя из каюты, друзья сразу же окунулись в невообразимую атмосферу всеобщей паники и разрухи: толчея, давка; крики о помощи, ругань, плачь; кровь, раненные; всё раскидано, разбито, переломано.

— Куда прёшь, скотина?! — сразу же взял нужную тональность Антоний, отпихивая от себя метущегося у лестницы толстяка в пижаме.

— Пробоина что ли?

— Сень, не каркай, — Антоний схватил пробегающего мимо паренька в расстёгнутой униформе и рявкнул: — Давно тонем?!

— С чего вы взяли? — парнишка энергично затряс головой. — Всё на плаву.

— А чего народ волнуется?

— Цунами прошла…

— Ступай, — не дослушал Антоний и повернулся к Семёну: — Иди к Кольке. А я здесь пошарю. — Вбежав по лестнице, обернулся: Семён не уходил. — Ну, чего ещё? Иди, говорю. Я быстро.

Семён ушёл.

Антоний поднялся на верхнюю палубу. То, что он увидел, поразило воображение.

Уступы рублёных глыб сдавили побитые борта могучего судна железными тисками. Выполнялась команда — «Полный назад!» Надрывное гудение могучих моторов слилось с дрожью корабельного корпуса. Стальные винты крошили подводные пласты спрессованного снега в труху. Щетинились, скрежетали и скалились о тугую броню острые края плавучих островов. Океан, скованный нагромождением причудливых торосов преобразился до неузнаваемости. Подвижный панцирь укрыл ледяной кашей всю поверхность до самого горизонта. Открытая вода лишь изредка мелькала антрацитовым отсветом в узкой полынье фарватера и тут же затягивалась. Рукотворный колос, ведомый опытным капитаном, уверенно набирал скорость, давя и тараня надвиги массивных льдин. Постепенно непроходимая россыпь дрейфующих обломков сменилась зыбучей хлябью мёрзлого крошева. Гул моторов стал тише и ровнее. В толпе шевельнулся протяжный вздох одобрения. Сгрудившиеся у бортов люди, начали потихоньку расходиться. Необычный для этого времени года и широт холод крепчал. Наконец, морозный ветер разогнал с палубы последних зевак.