Андрей Панов - Алтарь

Сидеть, притаившись, в тёмном и пахучем курятнике было неудобно и скучно, поэтому Поликарп шёпотом обратился к соседу:

— Слушай, Авдот, бывает так, чтобы один человек или зверушка какая одновременно в двух местах разных очутилась?

— Это как это — в разных?!

— Ну вот, к примеру, видел ты моего зверька?

— Это Серого что ль?

— Да нет, Авдот, суслик у меня есть. Раненый. Пришёл вчера к дому моему, Серого напугал да и сам ни живой, ни мёртвый от страха. Перевязал я его, накормил. Вот живёт у меня теперь…

— Ну и как? Выздоровливаеть?

— Потихоньку. Но не в том дело… Пришёл ко мне сегодня Иван и сказал, что, вроде как, суслика моего покормил перед уходом. И, сказал, повязка у того бинтовая была, какую я делал…

— Ну и что ж? Покормил лишний раз — и хорошо: скорей зверушка оправится.

— Не дослушал ты меня, Авдот. Штука-то в том, что всё это время суслик со мной был — я книгу читал, а он по дому шастал: то на кухню зайдёт, то в спальню, то у ног моих сядет. Вишь как…

— Погоди, Поликарп. Чой-то я тя понять не могу: суслик твой у Ивана был, аль у тебя?

— Выходит, что и у меня, и у него…

— Не-е, такого не бываеть! Зачитался ты, поди, вот и не заметил, как суслик твой на двор выбежал.

— А, может, и впрямь, Авдот, не заметил я… Но ведь ясно помню, был он тут. Был.

— Ты не серчай, Поликарп, но был ли, не был — я в этих делах не мастак. Ты-то, поди, поумней меня будешь: сам разберешься.

— Хотел бы я разобраться, — вздохнул Поликарп, — да не могу.

— А ты, сосед, к бабке Марусе сходи, — посоветовал Авдот. — Она — церковная баба: поди, разъяснить. Я соображаю, что тут, — Авдот огляделся и произнес ещё тише, — черти напроказничали!

— Тьфу ты! Что вы все про чертей своих заладили? Другого придумать не можете?

— А что придумывать, Поликарп, когда и так всё ясно: любой тебе скажеть — черти это. Ты лучше послухай меня и сходи к Марусе: она и заговор какой сделаеть, и дом твой с сусликом святой водицей обкропить — всё лучше будеть. Помяни моё слово — чёрт в твоём зверьке приютился. Изгонять надобно. А лучше бабки Маруси никто здесь того не сделаеть…

— Тише, Авдот… Поди, хорёк лезет.

И правда — из-под стены напротив показалась сначала мордочка зверька, а затем и весь он очутился в курятнике и, прижавшись к земле, стал осматривать помещение.

— Стреляй, Поликарпушка, — громко зашептал Авдот, — уйдёть ведь, тварь!

Громыхнул выстрел и сразу из двух стволов вырвалось пламя. Следом раздались визг раненого животного и крик Авдота:

— Попал! Попал!.. Будешь знать, как кур моих воровать!

Поликарп вскочил на ноги и бросился к хорьку. Тот не двигался. Поликарп поднял его и, осмотрев, сказал:

— Он мёртвый, Авдот… Больше не будет причинять вреда твоим курам…

— Да! Теперь всё хорошо будеть!.. Спасибо, Евграфыч!

— Промахнулся я… — тихо говорил Поликарп. — В землю я целил… А он, видать, дёрнулся. Плохо как вышло…

Поликарп повесил ружье на плечо и с хорьком на руках вышел из курятника.

Разбудил Поликарпа громкий стук в дверь.

«Кого ж это нелегкая в такую рань принесла?!» — подумал он, вставая с кровати.

На крыльце стоял дед Захар и нервно теребил в руках свою серую кепку.

— Здравствуй, Захар Лаврентьич, — поприветствовал старика Поликарп. — Проходи в дом… Отчего в такую рань пожаловал? Случилось что?

— Случилося, Поликарп Евграфыч… Беда у нас…

— Рассказывай — поди, помогу чем.

— Понимаешь, чудо у нас какое-то вышло: сейчас открываю сарай, а коровки-то нашенской там и нету. Пропала коровка…

— Пропала, говоришь, — задумался Поликарп. — А сарай-то хорошо закрыт был?

— Да хорошо. Замок навесной — крепкий! И сломан-то не был: как вечером закрыл, так до утра всё и осталося.

— Ну, пойдём посмотрим, что там с твоим сараем, — сказал Поликарп и подумал: «Надо бы Серого с собой взять — пригодится».

Ступив на двор деда Захара, Поликарп стал свидетелем интереснейшего действа: у сарая стояла баба Маруся, держа в одной руке литровую стеклянную банку, до половины наполненную водой, а другой разбрызгивая эту воду по дверям сарая, и что-то шепотом приговаривала. На приветствие Поликарпа баба Маруся лишь кивнула, не прерывая своего ритуала.

— Тьфу ты, старая! — сказал Захар. — Опять колдуеть! Ты хоть её образумь, Поликарп Евграфыч. Совсем баба ум к старости растеряла!

— Марья Гавриловна, — обратился Поликарп к старушке. — Захар Лаврентьич сказал, корова у вас пропала. Мне посмотреть надобно сарай ваш — может, отыщется что.