Наталия Ипатова - Рваная грелка-2

Но это была та работа, которую я сделал хорошо. Да, я стоял рядом, когда он наводил прицел на другого такого же, с той стороны. Мне было стыдно, но, в конце концов, кто-то из нас делает свою работу лучше. Мы вместе сидели с ним за столом в переполненной прокуренной землянке над ржаным сухарем и стаканом с обжигающим пойлом, поминали друзей, и я латал дыры в своем астрале, а он наливался тем смертельно опасным чувством под названием «праведный гнев», из которого чьи-то другие руки, помимо моих, лепили то, что нужно было им. Они называли это «героизмом», и вот что я вам скажу — из этого тоже растут крылья. Правда, заранее не скажешь — какого цвета. Во всяком случае, из этих лет мой подопечный вынес твердое понятие о том, что он до конца дней своих станет называть добром и злом. И когда однажды в теплом цветущем мае этот ужас кончился, мой протеже достиг состояния, которое уважаемый ареопаг несомненно почтил бы самой высокой отметкой.

Наверное, мы оба исчерпали свой запас прочности. Маятниковое существование последующих двенадцати лет: город, завод, запах типографской краски, размазывающийся на свежем листе, враги и козни, возникающие неожиданно, громкие ереси века: то врачи, то юристы, то какие-то космополиты… Водки стало больше, и миссия моя в те годы свелась к тому, чтобы отвлекать его внимание, когда он готов уже был сказать что-нибудь не то, или стоять над его бесчувственным телом, когда он отдыхал в канаве, чуть-чуть не дотянув до домашнего аэродрома. Ничто, казалось, не предвещало возвышения духа, и я, каюсь, потерял уже надежду, когда вдруг в сумерки мой подопечный, уже не мальчик, выскочил во двор, и стоя там в толпе столь же возбужденных соседей, тыкал пальцем в яркую серебряную точку, перемещающуюся по синеве. На некоторое время газеты из моих врагов превратились в друзей. Я даже начал их читать вместе с ним. И этим парнем с чудесной улыбкой, которого буквально носила на руках вся Земля, мы гордились оба, так, словно он был ему сыном, а мне — протеже. Я знаю, разумеется, что отчет его координатора засекречен, но признаюсь, что ознакомиться с ним было бы одним из самых сильных моих желаний.

Были у нас взлеты духа, были. В этом смысле человечество не изобрело ничего лучше олимпиад. Мы затаивали дыхание перед телевизором, когда зажигался огонь, и плакали, не стыдясь, когда улетал резиновый Мишка. И готовы были вставать, когда звучала эта музыка со словами про «союз нерушимый». И не могли даже представить себе, что скоро те же самые слова станут вызывать пренебрежительные ухмылки.

Провал в моей работе наиболее отчетливо обнаружился в последние годы. Раздражительность, ругань в очередях, суррогатное пойло, утренний похмельный синдром на фоне сухого закона, эта партия клоунов-крикунов, в которую я не смог помешать ему записаться. Я уныло тянул свою лямку. Я не слепой, уважаемые судьи, и работаю не на необитаемом острове. Я имел возможность видеть, как опускаются руки у моих коллег. Мой результат не хуже прочих. Хотя, как уважающий себя ангел-хранитель, я осознаю, что это меня не оправдывает.

Это я вытащил его на площадь перед Белым Домом в девяносто первом году. Мы вместе вдохнули рассветный воздух двадцать первого августа. Мы оба помнили про наши крылья. И не вина моего подопечного, что потом был октябрь девяносто третьего и август девяносто восьмого. Но я виновен в том, что не смог дать ему ничего, кроме телевизора и водки. Я мог только выпить вместе с ним, чтобы не оставлять его в одиночестве.

Он оставил меня первым. Я стоял над его остывающим телом, в ободранной холостяцкой квартире, пропитанной запахом старого тела, где тускло светился экран приглушенного телевизора, пока вызванная соседями милиция не взломала дверь. В его карманах они нашли горстку мелочи, грязный носовой платок и скомканную, полупустую пачку «Золотой Явы». Но я верю в людей. В следующий раз, быть может, там обнаружат лежать бурый ноздреватый камень — кусок марсианского грунта. Но чтобы это произошло, чтобы нам, не стыдясь, смотреть в глаза и людям, и друг другу, вот что мы должны сделать:

Ангелы-хранители всех стран, объединяйтесь!

Оставалось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время?

— Здравствуйте.

Его лицо выражает крайнюю степень неуверенности, он не знает куда спрятать глаза, но вроде не боится.

— Да вы не волнуйтесь так, чтобы рассеять ваши подозрения, пожалуйста, смотрите документы.

Читать дальше