Такова третья причина ужасного поступка, который я сейчас совершаю. Есть правда и четвёртая, тоже весомая. Мне вдруг захотелось примерить на себя шкуру Ульяны. Почувствовать свободу от условностей двора, вдохнуть вольного воздуха леса, забыть ненадолго об этикете и осанке, о необходимости быть сдержанной и величественной.
Темный плащ с капюшоном и прихваченный на всякий случай женский кинжал, спрятанный в складках платья. Калитка в заборе дворцового сада и городская стена, в которой так много прорех, что я просто поражаюсь тому, для чего нужно на ночь запирать ворота. И яркая луна, осветившая пустынную ночную дорогу. Час ходьбы и я в нерешительности замерла на лесной поляне, глядя на маленький домик, окошко которого освещено изнутри. Почему-то тревожно на сердце.
* * *
Убедить сестру в том, что мы действительно дочери одной матери оказалось несложно. У неё есть глаза, которым она, как и я, доверяет. Не так уж сложно было упросить её помочь маме. Мне, правда, показалось, что идёт она на этот шаг не потому, что любит женщину, давшую ей жизнь, и уж тем более, не для того, чтобы оказать услугу самой королеве. Её зовёт лекарский долг и… любопытство. Зато мне предстоят три дня свободы и привольного житья в месте, где никому нет до меня дела.
Постель отправившейся в город сестры оказалась лишена обволакивающей мягкости пуховой перины, а одеяло показалось тяжеловатым, тревога поселилась в моем сердце, едва я погасила свечу, а уханье филина заставило сердце замереть от испуга. Потом ветер шумел в вершинах деревьев, и кто-то тихонько скрёбся в углу. Не знаю, спала ли я этой ночью или грезила, а, может быть, чутко подрёмывала, но утром, когда что-то легонько стукнуло за дверью, чувствовала себя отлично отдохнувшей.
Незнакомая девушка пропала из виду за поворотом тропы в тот момент, когда я, накинув шаль, только выглянула наружу. На крылечке стояли две крынки и что-то, завернутое в лист лопуха, лежало рядом. Молоко, творог и лепёшка. Тёплая мякинная лепёшка, сухой рассыпчатый творог и парное молоко, чуть остывшее, правда. Позавтракала, хотя, конечно качество хлеба оставляло желать лучшего. Отрубей в него добавили слишком щедро на мой вкус. Завтра, если проснусь достаточно рано, обязательно скажу об этом девушке, чтобы она указала на это своему повару.
Итак, что же я буду сегодня делать? Для начала стоит прогуляться. Надеюсь, Ульяна не станет мне пенять, если я возьму её лук и немного с ним поупражняюсь по дороге.
* * *
Никогда бы не подумала, что ходить по лесу свернув с тропы, настолько гадко. Приходится преступать через валежины, путаться ногами в траве, уворачиваться от торчащих во все стороны сухих сучьев. Хорошо, что я в одежде сестры и в её обуви. Благодаря косынке мои волосы не повыдерганы цеплючими ветвями и обрывки кружев не развешаны по всему пути следования. Хотя, это, скорее плохо, чем хорошо. Обходя бесчисленные препятствия, я закрутилась, потеряла направление и заплутала.
Знаю, что отошла недалеко, но в какой стороне осталась нужная мне полянка с домиком, ума не приложу. Понятно, что туда ведёт несколько троп, однако, как выйти на одну из них, представить себе не могу. Нет, это надо же так оплошать!
Пора сесть на пенёк и подумать, куда брести дальше.
— Здравствуй, Ульяна, — обернулась на голос и увидела всадника за своей спиной. Ха, это же Мотя-егерь. — Привёз к тебе Захарку. Он занозищу себе в ладонь загнал, — продолжил мой невольный спаситель. — Так ещё, негодник, испугался, что заругают и не сказал никому, она уже гноиться начала и даже руку дёргает. Ты уж помоги мальцу, а то обезручает, — поклонился и, не дождавшись ответа, тронул коня. Во как!
Я пересекла полянку и в том месте, где минуту назад стоял всадник, нашла внятную стёжку, по которой и отправилась в сторону, откуда приехал егерь. Ведь от избушки возвращался. Точно, пять минут ходьбы, и я на месте.
На крылечке сидел белоголовый мальчуган с бесцветными ресницами и бровями, одетый в полотняные порты на лямке наискосок через плечо. Босой и голопузый, он прижимал к себе одну руку, а второй держал лукошко с полудюжиной куриных яиц. Взглянув на его ладонь, я чуть не упала в обморок. Это заноза? Нет, это бревно, загнанное под кожу наискосок от самого запястья почти до основания указательного пальца. Вернее, наоборот, но от этого ничуть не легче.
У меня однажды тоже была заноза, которую придворные лекарь удалил иголкой после краткой получасовой молитвы, но что делать с этой щепкой, я не могла себе представить. Разглядывая этот ужас, я невольно сковырнула ногтем коросту у отверстия в коже и, как мне показалось, увидела там что-то белое. Ухватилась и попыталась потянуть, отчего Захарка взвыл дурным голосом.
Читать дальше