Сергей Калашников - Жизнь на двоих

О Савке я не слышала с того самого памятно дня, когда он дал мне понять, что покорён моим, то есть сестры, конечно, решительным поведением, когда она вступилась за ребёнка на площади. Давно хотела навестить друга детства, да только как ему в глаза-то смотреть после того его прихода ко мне вскоре после представления, устроенного сестрой? Стыдно. И страшно: а вдруг он возненавидел меня? Хотя, в тот раз мне показалось, что Нелкина выходка произвела на него неоднозначное впечатление. А потом он пропал. В том смысле, что перестал ко мне заглядывать. Я даже рада, что появилась необходимость увидеть Савку. Надеюсь, он примет запоздалые извинения.

Внешне дом сапожника был похож на мой: та же низкая крыша, деревянные стены, скрипучее крыльцо и расшатанные окна. А вот внутри…. Нет, интерьер дома не представлял собой ничего особенного, строго говоря, его вообще не было, но вот атмосфера, царившая в избушке! Сразу чувствуется присутствие большой любящей семьи.

Я в нерешительности застыла перед обшарпанной дверью. Как отреагирует Савка? Не прогонит ли? Простит?

Тряхнула головой, отгоняя ненужные вопросы. Все равно пока не постучу в дверь — не узнаю. Так не будем же медлить!

Дом отозвался звенящей пустотой. Для верности стукнула еще пару раз, немного подождала, прислушиваясь. Бесполезно. Никого.

«В лавке, что ли все? — недоуменно подумала я, поднимаясь вверх по дороге. — А мама Савки, тетя Лиля, где? Она же из дома только по праздникам выходит!»

Гонимая нехорошим предчувствием, я почти бежала к лавке сапожника на другом конце улицы.

«Закрыто» — как приговор, гласила потрепанная карточка на двери магазинчика.

«Где все? Что случилось?» — панически толкались в голове вопросы, пока я перебегала дорогу, направляясь к пожилой торговке цветами, ведающей всем на свете.

— Баб Глашь, — не переводя дыхания, выпалила я. — Где Михаил-сапожник? Где Савка, тетя Лиля, дочка? Что случилось?

Обычно веселая, бойкая, говорливая старушка стала похожа на сморщенный сухофрукт, едва я спросила о семье сапожника. Вместо привычного непрекращаемого словесного потока, она молча приложила ладонь к сердцу, одновременно протягивая мне одинокую гвоздику.

На Сельском кладбище испокон веков хоронили бедняков. Там я последний раз видела лицо мамы, своего первого погибшего пациента, младшего брата Моти, деда и родителей Софьи, и много-много других знакомых и любимых людей. Лекари всегда соседствовали со смертью. Нам не привыкать смотреть на белые лица и мертвые глаза.

Я успела к концу поминальной службы. Священник, обмахивая покойника березовой веткой, говорил что-то о прощении Всевышнего, персте судьбы и божественной справедливости.

Упала на колени за сгорбившимися спинами людей. Их было не так уж много — около десяти человек, но я не могла назвать ни одного имени. Все плыло перед глазами от горьких слез.

— … и да простит Всевышний своего раба вечного, любящего и добродетельного, за грехи земные, страсти душевные, за ошибки совершенные, дни зря прожитые… — нараспев, звучным голосом говорил священник.

Но почему, почему никто не позвал меня?! Почему сама не почувствовала, что с моими друзьями беда?! Да и как вообще могла бросить этих добрых людей, променять их бескорыстную приветливость на принца с принцессой и их политические интриги?! Как могла забыть обо всех прежних друзьях?! Почему поддалась «страстям душевным»?! Я, я, я одна виновата в смерти этого человека!

— Ульяна, вставай, идем, — вдруг раздался бесчувственный, усталый голос, в котором я едва узнала Савку. — Мы не имеем права видеть таинство погребения.

Послушно встала, опираясь на руку друга и чувствуя мимолетное облегчение, что в гробу оказался не он. Кинула взгляд на спокойно лежащего на обычной белой хлопковой простыне покойника.

Посиневшее, не загримированное лицо, знакомое мне с раннего детства. Любящий семьянин, добрый друг и помощник, честнейший работяга. А вот раз — и нет его. Остановка сердца. Мгновенная. Простая и безболезненная смерть.

Семья лишилась своего кормильца, а Савка — самого дорогого человека на свете — отца.

Я не знала о чем говорить с другом. Извиниться за Нелкину выходку? Попробовала.

— Пожалуйста, Ульяна, не надо, — все тем же усталым тоном произнес парень, качая головой. — Я уже давно все простил и забыл.

Мы снова замолчали. Я шла, уныло смотря в землю и боясь поднять взгляд на лицо Савки, на его глаза. Боялась увидеть там пустоту и безразличие. Тяжело терять близких. Не каждый справляется. Главное, не держать все в себе, не замыкаться в собственном маленьком мирке. Я знала это как никто другой. Вот только как разговорить Савку, никогда не любившего изливать душу?