Андрей Лазарчук - Ведьма с проспекта Большевиков

Хриплое дыхание и другой звук — будто бы на пол плюхается большая охапка мокрого белья.

И — удаляющиеся тяжёлые шаги… снова скрип двери…

Несколько секунд полной темноты и тишины. Потом чиркают спички. Одна, другая. Горящий огонёк перед лицом Вещи. Глаза. Мечутся. Замирают. Вещь встаёт, идёт — неловко, запинаясь, вздрагивая. Спичка догорает, она зажигает другую.

Останавливается перед приоткрытой дверью. Теперь мы видим, что это нереальная дверь: тысячелетняя каменная кладка, лишайник, плющ; толстенная створка — грубое дерево и кованая бронза. Мы видим это одну секунду. Спичка гаснет. За дверью множество огоньков — звёздное небо, или далёкие костры, или что-то подобное. Один из огоньков начинает приближаться, и Вещь, давя плечом, с усилием закрывает дверь. Темнота на миг. Зажигает спичку. И мы видим, как дверь, к которой Вещьуже повернулась спиной, исчезает, превращаясь в стену. Вещьнашаривает на полу свечу, зажигает её. Идёт дальше.

Перед ней полка с бутылочками. Вещьдрожащей рукой берется за одну. Спичка догорает. Слышен звук удара керамики об пол, осколки разбегаются. И тут же над полом вырастает бледный сиреневый столбик огня, свечение, этакий болотный огонёк. Вещьс грохотом обрушивает всю полку. Несколько огоньков, дрожа и покачиваясь, тянутся к потолку, а один отрывается от пола и летит к ней. Она хватает его, обнимает, огонёк обволакивает её всю — Вещьна миг начинает светиться, как фосфорическая фигура, — и вдруг лицо её, до этого равнодушное, малоподвижное — становится совершенно человеческим. Вещь зажмуривается и кричит — что-то дикое, нечленораздельное, как ребёнок при первом вдохе.

Отзывается Маша, пока ещё нечленораздельно.

Вещьзажигает свет. Как будто ничего не видя вокруг, уходит в ванную. Подставляет руки под струю. Горстями льет на лицо воду. Движения становятся совсем человеческими. Долго смотрит в зеркало. Выбегает, лезет в свой тёмный угол, достает что-то, завёрнутое в бумажку. Разворачивает: это фотокарточка. Такая же, как была у Маши(с подписью на обороте): большеглазая девочка с огромными бантами.

Вещьснова подходит к зеркалу (большому, в комнате) смотрит на себя, на свои руки, потом на себя в зеркале, потом на фотографию. Из глаз брызгают слёзы. Она подходит к Маше, разрезает её путы. Маша, наверное, всё ещё ничего не понимает. Вещьобнимает её и плачет.

Вероника(голос чрезвычайно напряженный, за гранью срыва). Марья Иванна… а вы мне не верили и не верили…

Мы видим Ведьму, лежащую у алтаря, камера огибает её, как бы заглядывает за плечо — и мы видим лицо той пожилой женщины, Карины Николаевны, ещё более старое, измождённое, искажённое ужасом, седые волосы рассыпаны по полу…

А Кулагинна своём столе (в реанимации не койки, а столы) начинает ёрзать, вырываться, к нему бежит медсестра, подходит врач, похлопывает Кулагинапо плечу, и лица у врачаи медсестрырасплываются в улыбке…