Андрей Лазарчук - Ведьма с проспекта Большевиков

Вероника.Ой, мамочка! Ты хорошая. Ты только хорошее делаешь!

Мать Вероники.Ну? Слышали? А сейчас, Верка, брысь отсюда и не подслушивай.

Вероникаисчезает.

Мать Вероники(понизив голос). Дурь у ребёнка. У меня то же самое в детстве было. Режется стеклом и смотрит, как кровь течёт. Пройдёт это, я знаю. Не волнуйтесь и вы.

Изображение снова становится цветным. Квартира Ведьмы.

Вещьспит на узкой кушетке, вздрагивает во сне. Глаза мечутся под веками. Камера наплывает и как бы проникает туда, под веки.

Почти в темноте: в чашу частыми каплями капает тёмная жидкость. Становится совсем темно, слышны только звуки: сдавленный стон, визг выдираемого гвоздя, ещё одного, медленные шаги, хриплое частое дыхание, чавканье.

Голос ведьмы(ее саму мы не видим). И запомни! Никогда, ни про каких обстоятельствах, как бы ты ни испугалась — не смей прекращать ритуал! Поняла? Иначе все, что ты делаешь, обратится на тебя саму…

В темноте возникает светящаяся точка, камера устремляется к ней, стремительно увеличивающийся проём двери, в котором кто-то стоит: на двух ногах, но не совсем человек — скорее, получеловек-полуаллигатор. Камера приближается и замирает, и тогда тот, кто стоит, закрывает за собой дверь. Снова полная темнота — и вдруг ритмичное хриплое чавканье и сопение…

Квартира Кулагиных.

Машапросыпается, вскакивает. Уже светло. Берёт будильник. Рука дрожит. Без пяти восемь. Нажимает кнопку, и будильник тут же начинает громко хрипеть и чавкать — те же звуки, что и во сне. Она давит кнопку, пытается перевести стрелки — но звуки становятся только сильнее и страшнее. Тогда Машас размаху хлопает будильником об пол. Он замолкает и остаётся лежать. Машупередёргивает — будто она убила крысу.

Она встаёт — и вдруг краем глаза замечает стремительное движение, кто-то шмыгнул за кровать. С трудом заставляет себя заглянуть туда — но там, естественно, никого.

Идёт умываться.

Из комнаты Кулагинатоже доносятся странные звуки. Дверь приоткрыта, Машавидит включённый телевизор, идущий полосами и прерывисто ноющий — так бывает, когда видик подключён, а фильм уже кончился. Кулагинспит в кресле.

Машапочему-то очень долго идёт к этому креслу. Нормальный Кулагин, только прикрылся пледом…

Маша.Эй!

Кулагин не реагирует.

Маша.Вставай, соня. (Трогает его за плечо.)

Кулагинразваливается на части. Голова катится, и видно, что она из папье-маше, кое-где даже видны клочки газеты, не закрашены.

Маша.О, господи… Кулагин! Кулагин, блин! Кончай дурью маяться, не смешно!.. Ты где?

Тишина. И вдруг за спиной Маши — скрип давно не мазанных петель. Она оборачивается.

На стене начинают рваться обои — по контуру двери. Большой двери, не такой, как в современных квартирах. Дверь приоткрывается, приоткрывается — контур светится багрово, — и вдруг откуда-то появляется девочка Вероника, в школьной форме, с бантами, наваливается плечом на дверь — изо всех сил, ноги скребут по полу, — и дверь наконец закрывается, свечение исчезает, но Вероникане отходит от неё, стоит, привалившись спиной, и показывает вытянутой рукой куда-то в угол.

Машасмотрит в том направлении. Паркет в углу комнаты ощутимо выбухает. Она бросается туда, голыми руками выдирает паркетины — они рвутся, это не паркет, а бумага. Под полом лежит Кулагин, голый, в строгом собачьем ошейнике, с ранами на теле и идиотски-блаженной ухмылкой на лице. Машарвёт «паркет» дальше — рядом с Кулагинымлежит ещё один мужик, дальше — ещё, всего человек пять-шесть, а потом уже идут просто черепа и кости вперемешку.

Сильный удар, Машаподскакивает, черепа раскатываются. Вероникаизо всех сил припирает спиной дверь, снова удар, дверь приоткрывается немного, Вероникапытается её закрыть, но огромная босая нога — чешуйчатая, с когтями, — уже просунута в створ…

Машаснова просыпается, теперь уже на самом деле. Кажется, она кричала во сне.

В дверь заглядывает Кулагин, застёгивая рубашку.

Кулагин.Ты что?

Маша.С-сон… Кошмар. Тьфу ты, гадость какая…

Он подходит, присаживается на корточки.