С самого начала дело стало поворачиваться неблагоприятно.
Во-первых, сама по себе эта дальняя поездка была совершенно необязательна. Если уж так хотелось пообщаться, Арик с подругой могли бы спокойно приехать в Бруклин. Поглядеть на новую возлюбленную Пицункера было, конечно, любопытно (о ее красоте ходили легенды, распространяемые, впрочем, самим Ариком), но не настолько, чтобы оторвать аллегорическое седалище от метафорического дивана [1] Ю.Олеша в свое время отметил, что «много читал смешного, но не встретил ничего смешнее, чем исполненное типографским способом слово „жопа“. Впрочем, слово „жопа“ так же прекрасно, как „генерал“, — все зависит только от контекста». Тут мы, признаюсь, кажется, безнадежно отстали от жизни. (Здесь и далее примечания автора.)
.
Во-вторых, совершенно не обязательно было надевать это новое платье с нескромным декольте и высоким разрезом. Эта претензия, понятно, была адресована Коше, обычно не склонной к экстравагантным нарядам, а тут… (хотела новой подруге Пицункера показать, что и сама не лыком шита, что же еще).
В-третьих, спокойно могли бы себе позволить проехаться на такси, так как с самого начала было понятно, что в гостях они собираются выпивать, а забирать назавтра машину из «гадской» местности — это целое дело!.
И в-четвертых, конечно: совершенно излишне было покупать этот (по словам Коши, любимый Пицункером) вискарь со странным названием «Христианские братья» (несомненно сатанинская природа этого лейбла ни тогда, ни впоследствии не давала Вячику покоя), можно было обойтись бутылкой хорошего сухого вина. Впрочем, у Арика был прекрасного состава и разнообразия бар, так что и эта претензия была, в общем, неактуальна. Поэтому приводим все вышесказанное только для того, чтобы описать атмосферу крайнего раздражения, изначально сопутствовавшую поездке. Ничего хорошего из этой затеи выйти просто не могло.
По дороге они попали в пробку, где простояли еще около часа. Потом, на съезде с хайвея, Вячика подрезал дикий латин на помойном пикапе (они чуть не ударились бамперами). И, наконец, уже в самом Ривердейле их остановил полицейский и выписал штраф за превышение скорости. После всего пережитого в этот вечер Вячик не мог не приналечь на виски.
Действительно неописуемой красоты новая сожительница Арика, сибирская девушка-блонд с характерным именем Наташа, рано ушли почивать, сославшись на необходимость завтра работать в модельном агентстве и быть в хорошей форме. Кошу это заявление, понятно, порадовало. Впрочем, банкет после Наташиного ухода продолжался, а еще через некоторое время Вячику показалось, что Арик как-то излишне любезен с женой его, Кошей, и как-то преувеличенно приударяет за ней, воспользовавшись состоянием Вячика (он к тому времени насосался уже вискаря).
Не будем вдаваться в подробности, однако справедливости ради необходимо отметить, что все это существовало исключительно у Вячика в голове. Арик и Коша социализировались вполне корректно, хотя и вспоминали кое-что из бурной фарцовой юности, в которой они с Пицункером действительно были знакомы. Коша, кстати, на вопрос о том, было ли что-то между ней и Пицункером в прошлом, всегда только отмахивалась и смеялась, но это не было однозначным ответом, и могло означать что угодно, от невинного озорства до продолжительного сожительства. Тот факт, что все это, если вообще происходило, осталось в другой жизни, до эмиграции, лет двадцать назад, и Арик, как и Коша, давно перестали быть жадными до сладостей жизни плотоядными юнцами, было для Вячика «не оправданием», в том смысле, что не облегчало душевных мук, связанных с описываемыми событиями (несмотря на то, что они, повторимся, происходили исключительно в его воображении).
С каждой новой рюмочкой он все более пух (или пухнул?) раздражением и ревностью, подозревая, что и в рюмочку-то они ему подливают специально, чтобы он поскорее выпал в осадок, а они могли бы без помех флиртовать, а там и уединиться, скажем, в уборной. Для Вячика в последнее время вообще были характерны маниакально-параноидальные состояния.
Поэтому он взорвал ситуацию изнутри, среагировал на выдернутое из контекста их вполне светской беседы и промелькнувшее в воздухе словосочетание «пассивный педераст» (Арик и Коша как раз говорили о нелегкой судьбе знакомого собачьего парикмахера), почему-то воспринял его как обидную характеристику на свой счет, в том смысле что он, мол, ленивый мудак и мало зарабатывает (или просто требовался какой-то формальный предлог), и бросился в атаку, буквально, то есть с кулаками. При этом переколотил в гостиной много посуды, выкинул в окно антикварную люстру и некоторое время бесновался на осколках сервиза. Кроме того, он, кажется, порвал на Арике красивую дорогую рубашку.
Читать дальше