— Ага, ты говорил: нарушение исходной кристаллической структуры. И еще: всё неживое — кристалл, но всякая жизнь не имеет строгой внутренней формы, — тем временем она выбралась на сухое и разворачивала свои джинсики. — Значит, мастера пытаются сделать сабли живыми?
— Тэйни, голова твоя умная! Всё перепутала, чему я тебя учил. А вообще-то зачем плющить железку, если есть такие сплавы, что их даже изначально пулей не пробьешь? Одно плохо: тяжелы. Вот если раскатать алмазную сталь высоким давлением до толщины одной молекулы…
— Доспех современного тамплиера — голубая мечта Карена ибн-Фатиха бану Лино, — фыркнула девочка.
Карен свойски шлепнул ее по затылку, взял у нее из рук ведро, лотки и ковш, и оба зашагали к крепостце. Когда они уже вступили на скат горы, ведущий к воротам, их обогнали два всадника на мулах: высокий старик в сюртуке и бриджах с сапогами и немолодой, но щеголеватый патер в коричневой сутане, задранной до коленок, черных панталонах и сапожках-ноговицах местного кроя с подошвой и острым каблуком.
— Арно Стуре вернулся из Вечного Града и беглого эдинского попа с собой привез, — констатировал мальчик. — Тесновато нынче в Высоком Лэне. То бегали, как вы, от дяди Эйти, нынче спасаются от тех, кто его за глотку взял: Марэма Гальдена и Лона…
— Я еще барышня и в политике не понимаю, — перебила она с чопорным видом.
— А вот погоди, как дед тебе задаст, что хороводишься с обрезанцами, так сразу поймешь!
Жилые помещения в Лин-Авларе врезаны прямо в стену крепости, в два этажа. Вдоль верхнего тянется бесконечная галерея из мореного дуба, настолько древняя, что в щелях пола укоренились деревца со скрученной веками и почти что железной древесиной, мелкими листьями и стволами, подернутыми мхом. Сквозь крышу, прохудившуюся в позапрошлом столетии, дождь льет прямо на деревья, образуя вокруг лужицы. Когда девочка Тэйни гуляет по галерее, заглядывая во все открытые двери и вежливо приветствуя обитателей своим «рахматом», кажется, что она всему селению родня и домочадица. На самом же деле ее собственное обиталище находится гораздо ниже: в центре площади, где вплотную сгрудились дом собраний, мастерские, помещения для приезжих и гостей — и одноэтажное здание с крестом на куполе: католическая миссия. А в глубине двора, как раз напротив, из горы вырастает тонкая башня в лазурном изразцовом тюрбане, увенчанная полумесяцем.
Тэйни спрыгнула с галереи вниз, на брусчатку, и неторопливо пошла к дедову дому. Из окон гостиной ветер выдул длинные белые занавеси и обрывок чинной беседы за чашкой вечернего кофе. Она вслушалась.
— …что ожидать от места, где минарет возвышается над храмом Христовым! — рассуждал патер, чуть напоказ играя своим драматическим тенором.
— И все юнцы без различия вер ходят в медресе, а девочки — в воскресную школу, ибо в первое учебное заведение им по старинке хода нет, — хрипловато рассмеялся дед. — Арабскому-то их как-то еще учат, но в самом общем смысле: молиться. За годы великой неурядицы все наши факихи эмигрировали. Да полно: если бы здесь были так щепетильны в вопросах веры, как мы в Эдине, Лэн тоже бы взорвался.
Серебряная ложечка сердито звякнула ему в ответ.
— Поэтому ваша внучка Танеида Стуре и соединяет в своем лице обе конфессии?
— Что вы имеете в виду? В школу при миссии она ходит, кажется, исправно. Сам слежу, хоть я и методист по складу характера. Учиться, знаете, — это у нее в крови.
— И тяга ее к знанию поистине безбрежна, ибо она учится не только арабскому языку, но и мусульманскому писанию, единственный недоросль в Лин-Авларе, у которого это получается. Сам мулла ей, видите ли, в этом покровительствует. Закинется белым платком вплоть до кончика носа и сидит. Каждую пятницу, лишь солнышко спрячется, и еще по субботам на особицу.
— Видно вы, святой отец, в хороших отношениях с правоверными. Мне они всего этого не рассказывают.
— Да, господин Фатих Лино часто беседует со мной о своем отпрыске, который, по его мнению, вовсю приударяет… гм, ухаживает за вашей отроковицей.
— Чушь. Двое младенцев. К тому же оба из хороших родов и лишнего себе не позволят.
— Разумеется. Однако Фатих-ини удручен не этим. Видите ли, старый мулла у них последнее время работал и за муэдзина. Нехватка кадров, что ли. Простудился, сорвал голос и оказался неспособен читать Коран и призывы вживую. Азан-то, если поняли, с тех пор на магнитофоне запускают. Так вот не нашел ничего уместней, чем использовать в качестве рупора идей Аллаха вашу Тэйни, благо голос у нее редкостной звучности и тембра, а знаний почти как у шейха.
Читать дальше