Татьяна Мудрая - Девятое имя Кардинены

— Там тоже наркотики. В раннем христианстве в воду погружали до полного удушья. У кого-то из этнологов проскользнула мысль о том, что физическая боль — слишком мощный механизм, чтобы оправдать себя в том качестве, которое ей приписывают. Это не тревожный звонок, а испытание для того, чтобы обрести иное качество.

— Интересовалась, а? И, я так понял, не из пустого интереса? Погоди, это еще не всё. После пяти минут мерзейшего состояния наступает эйфория. Те самые личностные наркотики, что накопились в твоей крови, гуляют по тебе, как солнечные зайчики или старое вино. Радость, за которую после уж не придется расплачиваться… Кстати, у большинства братьев такой вот внутренней химии потом всю жизнь вырабатывается больше среднего уровня. Поэтому раньше думали, что мы невосприимчивы к «травке», опиуму, гашишу и их производным.

— А на самом деле?

— Отчасти да. Во-первых, нет обычного для всех прочих соблазна — что дано, дано и так в полной мере. Во-вторых, диксен способен излечивать от возникшей наркомании, пока не разрушено здоровье, но это лекарство для храбрых. И нужны большие дозы: на полчаса, час. А нам присылают так называемые «пятиминутные» капсулы, которые нельзя смешивать друг с другом — образуется яд. Состава диксена мы тоже не можем понять. Древний секрет. Наши медики говорят только одно: алкалоиды растительного происхождения. Будто это вино из одуванчиков!

— Видно, братья и в самом деле не всеведущи… Так кто именно делает и присылает диксен? «Черные» из Эро?

Шегельд глубоко кивнул раза два.

— Секрет при разделе сфер влияний остался у них. И еще одна гадостная подробность. Капсулы маскируются партиями легких и средних наркотиков, которые заказываем не мы и не для себя. Говорят, каналы для переброски устраивает Денгиль. Потому я о нем и пытаюсь все время тебе намекнуть. Он у себя давно царь и бог, а теперь еще и король наркомафии.

— На бесчестное он не пойдет.

— Мы все это знаем. Но тогда что же происходит?

— Я не видалась с ним. Не могу: и из-за дочери, которая не от него, и из-за намеков, подобных вашим. Пришлось бы лгать ему в лицо.

— Да, понимаю.

— Учитель, а если Братство откажется от поставок?

— И перервет тем самую последнюю нить между нами и Эро? А наркотики все равно будут сыпаться на нашу бедную землю.

— Он закашлялся, пригнувшись к коленям, затем в изнеможении упал обратно в кресло.

— Фу, еще курево это — не могу отвыкнуть. Всю свою жизнь искурил. Видно, так и в гроб лягу: с трубкой в зубах.

Хоронили Шегельда неделю спустя. Поговаривали, ночью заснул и не проснулся, как-никак, семьдесят лет, вот сердце и не выдержало.

Диамис говорила, утешая Танеиду:

— Дай Бог всем нам так легко уйти, когда не сможем делать назначенное нам судьбой.

— А есть ли у нас это право — решать ее самим?

— Мы ничего не решаем, просто уклоняемся от своего долга и исполнения клятвы. Решают другие.

— Но кто-то выполняет их слово?

— Никто. Поверь, там, рядом со Звездочетом, был, по сути, не человек, а слепая судьба.

И еще:

— Когда человек смертельно болен и цепляется за крохи жизни, он к концу видимого своего бытия не умирает, а переходит в другое агрегатное состояние. Полужидкое.

Это было сказано зло и не о Шегельде — о Лоне Эгре. Тот по-прежнему ездил на вечеринки (Марэм — уже нет, больно важный стал), но не строил комплименты и не танцевал, а садился с выбранной дамой в углу и разговаривал с нею, скучающей, тихо и вежливо улыбаясь, пока звучала музыка. Тоже, говорил, сердце ослабло. Стенокардия, ишемия, кардиальная астма. Посему выполнил несколько рокировок: Армора сместил и отправил заведовать кафедрой в Академии, так что жил тот нынче в Эдине, без Эрраты, без жизни, без любви. На его место дядюшка назначил Нойи. Поручил Рони Ди какой-то новоиспеченный и весьма секретный комитет. (Танеида комитетом не интересовалась, потому что и так знала — из пакетов с Никой Самофракийской). И, наконец, принял ее отставку.

Цехийе тем временем настучало шесть лет.

«Господи, крепко держи мою землю!» — эту старую молитву Танеида повторяла про себя уже машинально, как мантру. Впервые она ехала в Вечный Город как стороннее лицо, без отряда и почетной охраны, только человек двадцать оказалось почему-то при ней любителей верховой езды, которые пожелали составить компанию: все молодые, интеллигентные, ловкие — и прекрасно, как выяснилось, знающие в лицо господина Карена Лино.