Татьяна Мудрая - Паладины госпожи Франки

— Шахских детей была кормилица. И готовить могу, было б из чего. И пряду, и ткать выучена, и войлоки катать, не то что теперешние молодки. А что у тебя за ремесло?

— Шорник и кожевенник. Седла изготовляем из своего матерьялу, сбрую, фляги и чаши для кумыса. Сам вымачиваю кожи, сам дублю, сам крою и узор навожу. Все вещи с тиснением, с латунным набором, с оковками. Годно и для войны, и для мира.

— Ох, и дух крепкий, верно, от твоего ремесла! Ну, добро. Так и быть, иду к тебе без залога. Такие два искусника, как мы с тобой, ни вместе, ни поврозь не пропадем. Или… погоди.

Канидей запустила пятерню в кошель, который ей протягивал шорник, и вытащила горсть серебра.

— На тебе, глашатай, за легкую руку, смелый почин и удачную торговлю. Поесть купишь ребятишкам и этой… большой дитяти, — кивнула на Франку. — Опамятоваться ей! И да будет с нею успех во всем, что ни задумает!

Поцеловала всех четверых и величественно удалилась.

— А теперь ходим отсюда, пока на нас не обрушилось негодование местных торговцев живым товаром, — скомандовала Франка.

Пока продирались сквозь толпище, наспех купили сухарей, баранины, растертой в порошок и смешанной с мукою и ягодами, плиточного чаю и нож, довольно длинный и такой тяжелый, что в нем сразу угадывалась хорошая сталь. Уже на окраине обнаружились две прибавки не вполне ясного происхождения и назначения: У Ноэминь — объемистый чугунный котелок, жирный внутри и прикопченный с одного боку, у Франки — пачка сальных свечей.

— Ну, котелок еще куда ни шло. Нашей посудины и на тех, кто остался, не хватит — все едоки хоть куда. А свечи? Вы сколько за них отдали, Франка?

— Две серебряные монетки, отче. Разве много? Так посудина была в придачу. Представляете зато, как красиво: ночью ужин при свечах. Свеча на ветру, под широким небом — поэма!

Яхья покрутил пальцем у виска: жест, понятный всем верам и сословиям.

«Обе они с причудами, — подумал Леонар. — Шахских женщин пристроил, а с этими двумя еще намучаюсь, однако».

Так они шли и шли: впереди — Яхья с его саблей, кошелем за пазухой и горделивой осанкой, далее Франка с Ноэминью в лохмотьях исламского образца и в качестве замыкающего — Леонар, потихоньку взявший на себя роль охранника и няньки.

Мало-помалу они свернули с широкой людной тропы на узкую и более нехоженую. Здесь как будто началась другая страна: кусты были зеленей и пышнее, земля подернута мохом. Со скалы ниспадал крошечный говорливый водопад и расплескивался внизу в круглое озерцо чистейшей влаги, которая медленно сочилась в сырое ущелье с холодной глинистой землей и торчащими из нее корявыми дубками.

— Тихо здесь. Как в мирное время, да, Франка? — сказал Яхья, когда они уже расположились здесь на привал.

— Угу. Бывают же такие места: священные рощи и источники Киприды или Артемис, — мечтательно продолжал Лео. Франка ответила им не сразу. Она пыталась одновременно стирать юбку в естественной каменной чаше, засучивать внизу шальвары и набирать воду в манерку.

— Здесь можно отдохнуть, когда сойдешь с пути, — внезапно и каким-то заученным тоном начала она, — и ищейки всех земных армий не посмеют идти по твоему следу, боясь воплощенных духов этих мест. Равновесность царит…

— Что с вами, моя милая?

— Пустяки, отец Леонар. Последствия конфузии башенным зубцом.

Он вгляделся.

— Вы чем-то обеспокоены. Неужели и взаправду верите в привидения?

Но в этот миг на котелке яростно запрыгала крышка.

— Детки! Где чай, где пеммикан этот гнусный? Что же заранее не накрошили, ироды! Давай всё сюда, в воду!

Все спешно набросились на готовку.

«И что ни говори, не по душе мне тут. Не та аура в воздухе, что ли: языческая больно, — сказал себе отец Леонар. — Боюсь я того глубинного, что проскальзывает в речах Франки, когда… когда она опоминается.»

Кое-как заварили в котле хлёбово из чая и мяса. Ноэминь отломила четыре тонких веточки, расщепила на конце, вырезала из упавшего стволика кусок тонкой коры, свернула кулечки и вставила в расщепы. Вышло четыре ложки, не слишком на себя похожих, но годных в дело. Яхья, ворочая своим черпачком в общей посуде, шутил:

— И что бы Ноэми найти порядочные ложки там, где и котелок? Эти шероховаты.

— Благодари Аллаха за то, что имеешь, — отчеканила Франка, — и учти: если язык занозишь, то лишь потому, что он возводит напраслину.

Когда девочка уснула рядом со священником, Франка поманила к себе Яхью (стоял в карауле до полуночи), положила руку ему на плечо.