Надя Яр: Людоед

— Это ты — собственность твоего бога, — ответил Кросс. — Ты и тебе подобные дураки. Я никому не продавал ни тела, ни души.

— Все мы когда-то кому-то себя продали, — сказал Колин Долинг. — Или подарили. Все мы кому-нибудь принадлежим.

— Говори за себя, — с презрением сказал Кросс.

— А я и говорю за себя, — Колин повысил голос. — И за себя, и за тебя, и за всех, кто в плену у властей и могуществ мира, видимых и невидимых, у силы или у любви или как ты, Джим, у жадности и предрассудков. Послушай, проповедник — ты нам желаешь добра или зла?

Я вам желаю уразуметь тот факт, что люди не вещи, подумал Тирелл и твёрдо сказал:

— Добра.

— И что же мы должны сделать, чтобы получить это твоё добро? Согласиться быть рабами твоего бога?

— Согласиться быть свободными, — сказал Тирелл. — У Христа нет рабов, только дети. Я пришёл сюда не для того, чтобы проповедовать Благую Весть, но раз уж Вы завели этот разговор, трибун, то я скажу, что свобода возможна. Она возможна с Христом. Каждая сотворённая Им душа безгранично свободна, и вы обретёте эту свободу, если признаете, что она есть и почему она есть. Если признаете её за всеми. За вас уплатил полную цену Тот, Кто хочет сделать свободными всех. Перестав считать других людей своей собственностью, вы сами сможете перестать быть рабами своих страстей, желаний и грехов.

— Зачем? — спросил Колин.

Тирелл открыл рот и снова закрыл. Вопрос сбил его с толку. Как можно вообще задать такой вопрос? Что значит «зачем»?

— Зачем нам становиться свободными, проповедник? — Глаза трибуна бешено сверкнули. — Я понимаю освобождение рабов — всё-таки рабство противоестественно — но освобождаться от наших собственных желаний и страстей? От нашей религии, от наших традиционных прав, от права распоряжаться собою как мы хотим и от своей же души? Зачем нам это надо?

Чтобы перестать мучить слабых, насиловать их и терзать, подумал Тирелл. Хотя бы просто ради этого.

— Чтобы стать чистыми, стать свободными от греха. И счастливыми. Чтобы не скармливать людей рыбам.

— Послушай, чужак: рыбы — это ерунда. Боль и смерть — просто ничто по сравнению с потерей, которую мы понесём, если проглотим твою наживку. Счастье человека не лежит в руках богов, которые жадны, жестоки и равнодушны и позволяют бить человека плетьми, травить его, как собаку, и скармливать рыбам. Счастье бывает, когда человек берёт свою душу и своё тело и вручает их человеку, которого любит! — В голосе Долинга звенели истерические нотки. — И он становится рабом любимого, рабом своей любви, он превращается в вещь своего господина, но в этом-то и есть настоящее счастье. Оно приходит, когда тебе отвечают любовью на любовь! Когда тебе доверяются, ласкают тебя и заботятся о тебе и прощают тебе то, что надо или простить, или убить человека. И тогда любящий тоже может простить всё, даже самую страшную боль. Любящий человек принадлежит любимому, но и любимый тоже ему принадлежит, они принадлежат друг другу и тогда они счастливы. Счастливы!

— Колин… — тихо сказал Немо.

— И они не хотят быть свободными друг от друга! — Долинг почти кричал. — Если люди любят друг друга, они не могут желать свободы, потому что они счастливы вместе — а на свободе они бы были одни! Зачем мне эта свобода от самого себя, своих страстей и от моей любви?

Немо крепко сжал его запястье. Колин дёрнулся, но даже не подумал замолчать.

— Если бы вы хотели сделать нас счастливыми, — тяжело дыша, сказал он, — вы бы не проповедовали эту чушь про отказ от страстей, от своей души, от греха. Не говорили, что человек должен отдать свою душу какому-то богу, а не любимому человеку. Вы бы не врали, будто любовь — это грех. Если вы хотите, чтобы люди были счастливы, то скажите, чтобы они заботились друг о друге! Чтобы они любили друг друга и говорили друг другу об этом и что-то делали друг для друга — чтобы они давали друг другу воду и мясо и ласкали друг друга, и прощали друг другу всё! Это и есть любовь. Я, трибун, даю всем бедным в городе пищу и воду, даю им работу, одежду и кров и хороших врачей. Я держу в узде богачей, паразитов и людоедов, таких, как Джим. Я что-то делаю для людей — делаю их хоть немного счастливее — а они защищают меня от ножей и пуль белых. Я — их хозяин, трибун, а они — мои люди, и если ты думаешь, что я отдам их твоему богу и сам отдамся ему, ты дурак.

Это правда, вдруг с ужасом понял Тирелл. Вся эта история с плетьми. Она — не просто похабный слушок, Немо действительно причинил ему эту боль. Раны зажили, врачи свели шрамы на нет, но у Колина рана в сердце. Она кровоточит.