Надя Яр - Людоед

Ночь глушила шаги, словно толстая вата. Ступени вывели к водоёму и ряду широких мраморных скамей. На столбах горели факелы, отражаясь в маслянисто-чёрной воде. Тирелл остановился у самого круга света. На гриле жарилась свинина, и Тирелл вспомнил погребальный костёр Дэнни Икс. К горлу подкатила тошнота. Он сглотнул. Колин Долинг сидел на корточках у гриля и помешивал угли кочергой. Джон Конгрэйв лежал на скамье и безучастно смотрел в небо. Кросс укрылся махровым полотенцем. Все трое не носили ничего, кроме белых набедренных повязок. У пруда больше не было ни души.

Трибун отложил кочергу и стал укладывать мясо на тарелку, кусок за куском. Тирелл спросил себя, почему вспыльчивый и гордый Долинг безропотно делает рабскую работу. Должно быть, эта роль выпала ему оттого, что Колин был намного младше обоих своих компаньонов. Здесь, на Патрии, иерархия — всё.

Долинг сел на скамью рядом с Немо, поставил тарелку и выжидающе сложил руки на груди. Диктатор не шелохнулся. Он походил на статую павшего воина — Гектора или Ахилла. Колин смотрел на него с тоскливой, болезненной сосредоточенностью. Губы трибуна чуть-чуть шевелились. Немо глядел мимо Колина, в чёрную пустоту. Долинг принялся есть мясо с тарелки. Тирелл вдруг усомнился, что правильно поступил, прийдя сюда в это время. Он слыхал, что диктатор и Долинг любовники, но не ожидал увидеть проявление этих отношений. Злые языки шептались, что после революции Немо жестоко отомстил Колину за какую-то старую подлость — избил до полусмерти плетьми и чуть было не закопал заживо, но вместо этого сделал красивого, гордого парня своей игрушкой… Тирелл попытался отыскать глазами шрамы на теле трибуна. Их не было видно. Вавилонские врачи могли, конечно же, свести любые шрамы, но Долинг не производил впечатления человека, способного привязаться к своему мучителю.

Трибун поднял голову и заметил священника. На смуглом лице не отразилось ничего. Так лев мог бы смотреть на пробегающую мышь. Потом Долинг наклонился и шепнул что-то на ухо Немо.

— Подойдите к пруду, Тирелл, — произнёс диктатор.

Это был очень усталый голос. Священник описал полукруг и остановился у воды. Колин провожал его взглядом. Разве не видишь, насколько ты здесь неуместен, безмолвно упрекали синие глаза. Неуместен, как человек, невовремя вошедший в чужую спальню. Тирелл понимал, что неуместен, однако неловкости не испытывал. Всё это волновало его лишь настолько, насколько могло помешать достичь цели. Почему ему не пришло в голову, что эти двое могут быть заняты друг другом? Но если это так, то что, интересно, здесь делает Кросс?

— Этот человек, — сказал Кросс, — явился сюда из-за меня.

У людоеда было лицо хищной птицы. Убийца Дэнни Икс слегка улыбался. Он, кажется, рассчитывал повеселиться.

— Значит, нам предстоит выслушать какую-нибудь мерзость, — отозвался Колин Долинг.

Ухмылка Кросса потускнела. Колин бросил в рот кусок мяса и полил из бронзового кувшинчика то, что ещё жарилось над углями. Немо приподнял голову. В его лице читалось предчувствие плохих новостей.

— Совершенно верно, — Тирелл указал пальцем на Кросса. — Сегодня утром этот человек — Ваш министр финансов и, кажется, Ваш близкий друг, капитан — убил одного из моих прихожан. Он скормил его муренам. И пообедал одной из них.

Джон Конгрэйв не сдвинулся с места, но во всём его теле вдруг появилось напряжение, будто его ударили током. Он в упор смотрел на Тирелла, вбирая в себя и его облик, и весть. Широко открытые глаза диктатора были полны безграничного удивления.

— Это правда, Джим? — спросил он.

— Ну, как сказать, — ответил Кросс. — Сегодня утром я приказал бросить муренам подлого раба. Он отравил моих краснопёрок.

— Ты его бросил муренам? Заживо?

— Конечно, заживо. В том и смысл, — осторожно сказал министр.

— Джим. Это…

Ему не хватило слов.

— Это безвкусно, — отметил Долинг.

— Зато эффективно. — Кросс пожал плечами. — Остальные ублюдки сто раз подумают, прежде чем пакостить в особняке.

— На твоём месте я бы сто раз подумал, прежде чем выкинуть такой номер, Джим, — злорадно произнёс Долинг. На его лице играл какой-то нездоровый интерес. — Всё-таки в этом году трибун здесь — я.

Дело сделано, понял Тирелл. Но не закончено, пожалуй. Он не рассчитывал на то, что Кросс будет справедливо наказан, но можно было по крайней мере ещё чуть-чуть испортить ему вечер.

— Господин министр, сэр, — сказал он, — Вы уверены, что Ваша снулая рыба стоит целой человеческой жизни?