Александр Карпенко - Гребцы галеры

— Эт-т… чт-то… т-как…

Люси, не давая ему опомниться, наскакивает:

— На чем сидишь?

— М-морфий…

— Где берешь?

— Т-там… в лесу… целый контейнер… Но там больше нет! А где спрятал, не скажу.

— У нас все и всё говорят. Ты с кем толкуешь, знаешь? Кто мы есть?

— Врачи… — тянет клиент не вполне уверенно.

— Какие?

— Ну, эти… Из дурки, в общем.

— Верно мыслишь. Тебе туда охота?

Мотает нечесаной грязной головой.

— Раз неохота, даешь мне четкий и ясный ответ на три вопроса: точное место, где нашел контейнер, куда спрятал дурь и кого еще на иглу посадил.

Губы клиента поджимаются. Отворачивается. Патрик присаживается на корточки рядом с доктором, шепчет ей на ухо:

— Может, дать ему по репе?

— Погоди. — Рат повернулась к старухе: — Бабуль, у тебя плита топлена?

— Вот только перед вами зажгла, родные. Как раз воду ставить хотела, тут слышу — внук хрипит. Глянула да бегом звонить к старосте побегла. А что с ним было-то?

— Было? С архангелами решил покалякать. Не твои молитвы, остыл бы уже. Вот, чтоб он обратно на тот свет не собрался, тебе работа.

Вид старушки выражал готовность сделать что угодно для спасения никому, кроме нее, не нужной жизни беспутного внучка. Я не понимал, что собирается творить моя маленькая начальница, но, полагая, что ей виднее, помалкивал.

— Значит, так. Кладешь вот это в холодную воду, — мышка выловила из нагрудного кармана что-то совсем крошечное и вложила в ладонь бабульке, — ставишь на огонь и смотришь внимательно, когда таять начнет. Как растает наполовину — не больше, ни в коем случае не больше, — тащи сюда.

Бабка направилась куда-то выполнять полученные инструкции, а Рат вернулась к пациенту, уже окончательно пришедшему в себя и изрядно набравшемуся нахальства.

— Ну, голубь, будет у нас разговор?

— А пошли вы…

Я замахнулся было, но Люси остановила меня, легонько укусив за икру.

— Обожди. Тут надо дипломатичнее. Патрик, пукалку. Шура, браслеты.

Я, легко справившись со злобно шипящим наркошкой, завел ему ручонки за спину и сковал наручниками. Давно уже верой и правдой служащие мне как в том мире, так и в этом, сколько раз выручали они меня! Масса удобств в работе — и всего-то за восемнадцать долларов.

— Ноги тоже, — командует Люси.

Ну, это можно сделать и его собственным ремнем. Патрик уже приволок из машины автомат, передернул затвор, картинно держит на локте дулом вверх. В глазах парня зародилось подобие испуга.

— Все же повезете?

— Не-е, милый, — нежно шепчет доктор, — возим мы хороших людей. А такого несговорчивого дерьма нам на дух не надо. Прямо здесь закопаем.

— Н-не имеете права!

— О чем ты, милый, говоришь. Я тебя только что сюда с того света за руку привела. Так что прав на твою никчемную жизнишку у меня больше, чем у родной матери. Итак, отвечаем?

Парень изрядно напуган, но продолжает молчать.

— Ну что ж, — равнодушно пожимает крошечными плечиками Люси, — сам напросился. Ты про такое место — Китай — что-нибудь слышал?

Клиент мотает головой.

— Эт зря. Интересное место. И люди там живут изобретательные. По части пыток особливо. Вот пример старинной китайской казни: берется придурок вроде тебя, в животе у него делается разрез и туда запускается живая крыса. Голодная, естественно. Любопытно, правда?

И Люси неспешно начала расстегивать на пузе у наркоши рубаху. Я опустил руку на рукоять ножа, оглянулся на начальницу Она кивнула. Вынул нож, поиграл лезвием, стараясь пустить солнечный зайчик в глаза клиенту. Тот открыл было пасть, чтобы заорать, но Патрик тут же заткнул ее автоматным дулом.

— Придется крысой поработать. Эх, жаль, не знала заранее, позавтракала с утра. Шура, обеспечь дырку в брюхе и отвернись, пожалуйста. Мне раздеться нужно. — Наша фантастическая начальница взялась лапкой за верхнюю пуговицу своего кукольного белого халатика.

— Обождите, госпожа доктор. Человек, похоже, последнее слово сказать хочет, — окликнул ее водитель.

— Пусть говорит, только быстро.

Патрик вынул оружейный ствол изо рта дошедшего до кондиции бедолаги.

— Я… я все скажу! Все! — умоляюще зашептал тот губами, приобретшими от страха изначальный предсмертно-синий цвет.

— Что так долго собирался?

— Я не думал, что вы это всерьез.

— Думать, я смотрю, занятие тебе вообще несвойственное. Что, братцы, помилуем дурака?

— Как прикажет госпожа доктор.

— Тогда милуем условно, до первого вранья. После него процедура возобновляется и проистекает уже без перерывов. Доступно?