Павел Молитвин - Город Желтой Черепахи

— Ты увидишь и поймешь там все, что захочешь увидеть и понять.

— Кое-что я здесь уже увидел, и мне это совсем не понравилось.

— Будем надеяться, что остальное понравится тебе больше. Многим, во всяком случае, нравится — это вопрос вкуса.

Ясно было, что ничего стоящего Эрфу мне больше не скажет: видимо, ему нравится говорить загадками. Ну что ж, в Город так в Город.

— А как пройти в Город?

— Дорога начинается от Гавани. Иди, никуда не сворачивая, и да поможет тебе Желтая Черепаха. И помни, до Ворот Заката тебе лучше добраться засветло.

Я кивнул и зашагал к Гавани. Все было по-прежнему непонятно, но утешало хотя бы то, что здесь есть нормальные люди. Они, правда, не хотят разговаривать, но, вероятно, у них есть на это причины. Да и о чем разговаривать с человеком, который не помнит собственного имени?

— Какая вы, Верочка, сегодня нарядная!

— Специально, чтобы вам понравиться, прическу изменила. А где Петрович?

— Наверно, по отделению бродит. Вам распущенные волосы больше идут, чем та прическа — с челкой на глаза.

— Ясное дело. Распущенные волосы всем женщинам идут. Но за ними следить надо, а где на это время взять?

— Уж у вас-то времени нету! Что это вас, кстати, вчера видно не было? Я уж соскучился.

— На свадьбе была.

— На своей?

— Ага.

— И сегодня уже дежурить вышли? Не любите вы мужа.

— Не люблю. Но другого выхода не было.

— Как это?

— Так. Он в положении, на третьем месяце. Ну, хорош трепаться, поворачивайтесь, укол делать буду.

— Ой, Верочка, не надо! Так на чьей же вы свадьбе гуляли?

— На подружкиной. Поворачивайтесь.

— А может, не надо? У меня ведь сегодня праздник.

— Это какой же?

— Я снова вас увидел.

— Ну как вам не стыдно? Это же совсем не больно!

— Кто говорит, что мне не стыдно? Мне стыдно. А вы хотите, чтобы мне еще и больно было! Вы жестокая, Вера. Я и так весь исколот, как подушечка для иголок. Пощадите!

— Нет вам пощады! Да не дергайся ты! Ну вот…

— Что, иголку сломала?

— Согнула.

— И правда. Ну ты даешь! Умираю.

— Виктор! Прекратите прикидываться! Как вам не совестно! Ну ведь не больно же было, а?

— Больно. Несите скорее тазик.

— Зачем?

— Кровь собирать будем. Не пропадать же добру.

— Да ну вас совсем!

— Вера!

— Ну что еще?

— Нет, ничего…

Дорога в Город была вымощена крупным грубо обработанным серым булыжником. Когда-то движение на ней было оживленным — на камнях остались выбоины от колес. Однако времена эти давно миновали — на обочинах выросли молодые деревца, и даже на самой дороге кое-где вылез мелкий кустарник.

Чем дальше я уходил от моря, тем гуще становилась растительность. Редкие чахлые сосенки сменились пышными широколистными кустами и высокими деревьями. У одних листья были длинные, саблеобразные, а у других — как у кленов, и по форме, и по окраске. Часть кроны была у них светло-зеленой, часть — желтой, попадались и ярко-красные, словно нарочно выкрашенные листья. Тут и там сквозь листву проглядывали всевозможные плоды, названия которых я не знал, но по ассоциациям назвал бы хурмой, грушами и даже бананами. Вот только «груши» здесь были почему-то сине-фиолетовые, как баклажаны, «бананы» — малиновые, а «хурма» — от зеленой и лимонно-желтой до красно-коричневой.

Я шел по дороге довольно долго, солнце повисло низко над лесом, а Города все не было. Памятуя наставления Эрфу, я прибавил шагу и начал уже беспокоиться, как вдруг заметил впереди себя человека.

Со спины он был как две капли воды похож на людей, которых я видел на берегу бухты. Мужчина шел медленно, неторопливым размеренным шагом, и это меня приободрило — по-видимому, он рассчитывал попасть в Город до темноты. В руках мужчина держал большой темно-зеленый лист, свернутый кульком, из которого выглядывали местные «груши» и «бананы». Оружия при нем не было, из чего я сделал вывод, что сухопутных монстров в этой местности не водится.

При виде человека первым моим желанием было заговорить с ним, но, вспомнив свои прежние неудачи по части знакомства с аборигенами, я сдержался и молча прошел мимо. И правильно сделал, потому что встреченный мужчина не обратил на меня никакого внимания. Равнодушное выражение его лица при виде меня ничуть не изменилось.

Как бы то ни было, встреча эта меня обрадовала, я умерил шаг и стал с интересом осматривать окрестности. Справа от дороги я заметил заросшую деревьями и кустарником каменную беседку. Минут через тридцать мне попалась вторая беседка, а потом и третья. Они стояли по обеим сторонам дороги и были сильно разрушены временем и наступающим лесом. Кровли провалились, стройные колонны, выточенные из ноздреватого желтого камня, кое-где еще сохранились, но большая часть их превратилась в развалины, едва возвышавшиеся над землей. Корни деревьев выворачивали плиты пола и фундаментов.