Михаил Бочкарёв - Лунный синдром (сборник)

«Ах, так!» — зло подумал Игорь. Он захлопнул энциклопедию, создав этим вихрь пыли, бросил её на диван и решительно направился к пойманному существу. В нем всё кипело от гнева…

Константин Эдуардович Циолковский, напившись крепкого чая, полулежал в своём любимом кресле и смотрел в окно. Был сентябрь, листва деревьев уже окрашивалась пёстрыми цветами, и, срываясь с ветвей, неслась, увлекаемая ветром, будто танцуя последний вальс. Он немного грустил, но сердце его, тем не менее, согревало ожидание первого запуска дирижабля, строящегося в Москве по его чертежам. Он ждал этого всю жизнь, пройдя долгий путь от полного неприятия его идей до настоящего признания.

Константин Эдуардович огладил бороду с проседью, потянулся по-кошачьи и улыбнулся. Сейчас он жил в своём родном доме в Калуге, степенной размеренной жизнью, но это могло показаться лишь внешне, простому обывателю и не подозревающему о том, каким на самом деле был учёный, и какие путешествия совершал при помощи одной только мысли. В душе он был отчаянным мечтателем.

Собственно, с этого всё когда-то и началось. Ещё в детстве маленький Константин, забравшись на сеновал, мог всю ночь напролёт созерцать бездонное небо с миллиардами крошечных, горящих угольками, звёзд. Он не просто лежал бесполезным бревном, он совершал межпланетные перелёты, посещал другие планеты, открывал миры. Порой ему казалось, что все эти мечты — и не мечты вовсе, а самая что ни на есть реальность. Погружаясь в грёзы, он чувствовал дыхание ветра чужих планет, вдыхал ароматы невиданных цветов, грелся в лучах дивных двойных звёзд и застывал во льдах далёких вечномёрзлых планет. Всё это было настолько им прочувствовано, что порой казалось, будто во время мечтаний сознание его покидает грубую оболочку тела, и свободно парит, примеряя на себя любой предмет, как модница в парижском ателье.

Вот и сейчас Константин Эдуардович, заметив, как в щель окна пролезла спасающаяся от осени муха, невольно, и давно уже не будучи ребенком, вдруг вообразил себе, будто он сам — маленькое назойливое насекомое. Его сразу заинтересовало, как муха видит мир, какой он для неё? Циолковский закрыл глаза и полетел. Сначала он смелой пулей вылетел в окно, долетел до яблоневого сада, покружив среди перезрелых ароматных плодов. Потом поднялся выше, и ему стал виден весь город с его старенькими улицами, редкими прохожими и домами. Он поднимался всё выше и выше, стараясь приблизиться к удаляющемуся от Земли Солнцу. Потом он полетел сквозь время. Серпантинами искривлялось пространство, брызгая перед глазами причудливыми фонтанами искр, он слышал удивительную музыку, которая, казалось, лилась из самой структуры мира, так легко нарушаемой им. Он остановился, и воздух вокруг, сначала непроницаемый, как туман, начал рассеиваться, и тогда он увидел внизу удивительный город, где на многие километры вокруг выстроились однообразно высокие здания, солнце блестело в зеркальных стёклах исполинских домов, а по улицам, словно в гигантском термитнике, наблюдалось упорядоченное движение.

Это были автомобили различных форм и конструкций. Циолковский любил свои фантазии в первую очередь за то, что они часто изобиловали множеством деталей, которые после он использовал в научной работе. Ведь все те корабли, ракеты, все удивительные воздухоплавательные приборы он также впервые увидел, фантазируя. Его поражало, насколько фантазия может казаться реальной, как будто бы и не фантазия это вовсе, а и в самом деле он перемещается во времени и видит будущее. Тут он улыбнулся своей шальной мысли, осознав, что, конечно, быть такого не может, и полетел дальше, исследовать новую свою мечту. Он долго кружил над странным городом, с домами, похожими на пчелиные ульи. Тут он заметил, как на крыше одного из них лежит задумчивый молодой человек, и только шутки ради подлетел к нему и приземлился на грудь…

Игорь догадался, что учёный, живший более ста лет назад, изобрёл способ вечной жизни, имплантировав своё сознание в насекомое. И самое обидное было в том, что сделал он это тайно от всех. Игорь, тоже всегда мечтавший жить вечно, но понимающий, что ему самому до этого так же далеко, как хромому до вершины горы, вдруг осознал, что ненавидит гениев за их жадность и подлость.

— Если откроешь тайну вечной жизни, — пригрозил Игорь, — я тебя отпущу!

Муха-Циолковский тихо сидела в банке и никак не проявляла наличие интеллекта.