Владислав Кетат - Стать бессмертным

Именно тогда Евгений Иванович решил писать. «Оставлять следы» другим способом он уже не мог, да и не хотел. Начал он прямо там, на Надеждиной кухне, и потом, когда исчезла из его жизни Надежда и многие другие, день за днём, месяц за месяцем он писал обо всём, что с ним случалось и что при этом приходило в голову; но то не был не совсем дневник, то был роман. Роман, в котором главным действующим лицом был он сам — Евгений Иванович Рыжов — а местом и временем действия — его собственная жизнь от начала и до того момента, в который прерывалось повествование. Ему хотелось верить, что эту кучу исписанных листов, эту его бумажную «жизнь», кто-нибудь когда-нибудь прочтёт и, может быть, даст почитать кому-то ещё. А уж в самом дальнем уголке его души зимним мышонком таилась надежда, что сей труд рано или поздно издадут, и вот тогда…

Илья не обманул — через пещеры действительно можно было проникнуть в подземную часть НИИгеомаша, а оттуда в «Комнату досуга». Правда, пройти весь маршрут до конца Евгений Иванович смог только с третьего раза — дело это оказалось далеко не простым. Ох, и страху он натерпелся там, внизу! И когда искал выход из пещер, и когда, найдя его, один одинёшенек бродил по пустым и неосвещённым тоннелям НИИгеомаша, и когда выбирался наружу после посещения заветной комнаты.

Чтобы не вызывать подозрений, Евгений Иванович посещал пещеры нечасто, только по необходимости и только по воскресеньям и праздникам. За все эти годы его никто ни разу там не «застукал» — Илья оказался прав, сильно сокращённый НИИгеомаш по этим дням действительно вымирал. Но сколь ни редкими были походы Евгения Ивановича в пещеры, их всё равно надо было чем-то оправдывать. Не долго думая, он завёл знакомства с местными краеведами, по понятным причинам ставшие особенно тесными с их женской частью. Так изучение Сенишинского края оказалось занятием не только увлекательным, но и приятным. Шутки шутками, а Евгений Иванович действительно увлёкся краеведением и за десять лет собрал довольно серьёзный материал по геологии и истории подземелий. Со временем он протоптал дорожку в Центральный исторический архив, где познакомился с отчётами довоенных экспедиций в пещеры, и даже нашёл в Москве и области нескольких живых участников тех событий.

Результатами его работы стали сначала редкие статейки в местной прессе, а потом и несколько монографий. В восемьдесят пятом году ему даже поручили написать историческую главу в путеводителе по Сенишам, выпущенному к фестивалю молодёжи и студентов.

Разумеется, всё самое интересное, что ему удавалось накопать, он фиксировал в своём «романе». Он и не думал что-то утаивать, приукрашивать, вводить псевдонимы и делать прозрачные намёки; он всё и всех называл своими именами. Даже то, что узнал за короткое время работы в НИИгеомаше, Евгений Иванович аккуратно зафиксировал и даже высказал собственные соображения по этому поводу. Он уже не боялся бумаг о неразглашении, которые когда-то подписывал, ни всемогущей «Конторы глубинного бурения», он, как и многие другие в те годы, вообще перестал бояться чего-либо. И чем глубже во всех смыслах этого слова он погружался в историю и геологию пещер, тем отчётливее прорисовывались черты людей, о которых он впервые услышал от Ильи ещё в семьдесят седьмом году. Правда, Илья говорил о них в прошедшем времени, а Евгений Иванович с определённого момента начал подозревать, что никуда те не исчезли, как какие-нибудь печенеги и половцы, а просто спрятались, отошли в сторону, подальше от любопытных взглядов стремительно развивающегося человечества, или же просто растворились в нём, словно капля чернил в грязной воде. От таких мыслей Евгению Ивановичу иногда становилось страшновато, но оттого и ещё интересней ему было копать, копать и копать…

Евгений Иванович искренне не понимал, почему никто серьёзно не занимался раскопками в пещерах и всем, что с ними связано. То, на что он в разные годы натыкался в различных архивах, на глубокие исследования не тянуло никак. Это были узкоспециализированные, отпечатанные в одном-двух экземплярах монографии, которые за всё время, вероятно, прочли не больше одного-двух человек, включая авторов.

«Неужели, ни у кого не хватило ума объединить всё это вместе? — периодически задавал он сам себе один и тот же вопрос. — Неужели, никому это было не интересно?»

Единственное, что ему приходило в голову — подобные исследования шли вразрез с каноническими представлениями о славянском эпосе и в советские времена были возможны лишь теоретически. Ведь запрещали же работать историкам, которые обнаружили на древнерусских мечах надписи типа: «Got Mit Uns» и дерзнувшим сделать из этого далеко идущие выводы; а тут, возможно, просто не нашлось желающих узнать, понравятся ли наверху результаты их исследований, или нет.