Владислав Кетат - Стать бессмертным

Она ходит на все мои лекции. Вообще, это подвиг — посетить абсолютно все лекции по Сопромату, особенно, когда они в 8.30 по понедельникам. Сегодня она явилась на лекцию вообще одна.

— Вам что, так нравится мой предмет? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает она, — совсем не нравится.

Я не обижаюсь, нет, просто мне приходит мысль о том, что симметричным ответом будет прочитать лекцию только для неё одной, а не отпустить домой, как это обычно делается в таких случаях, и я читаю «Раскрытие статической неопределимости методом сил» для одного единственного слушателя.

Странное это, скажу я вам, ощущение. Один на один, глаза в глаза. Никакого рассеяния информации — «я сюда говорю, она туда слушает». Это уже не лекция получается, а разговор тет-а-тет, почти интим. И чем дольше я читаю свою лекцию, тем больше мне хочется поговорить с моей студенткой о чём-то ещё, потом пойти с ней куда-нибудь, а после позвать к себе, водкой или деньгами, подкупив комендантшу. Или пойти к ней, если она живёт одна, а она наверняка живёт одна, в крайнем случае, с подругой, хотя, какие у неё могут быть подруги? Но в данный момент у меня только один повод для разговора — моя лекция по сопромату.

Под конец пары я задаю ей небольшую задачку, а сам сажусь рядом. Она тут же принимается за решение, не обращая на меня никакого внимания, будто меня и нет вовсе. Цокает ногтями по клавишам калькулятора, аккуратненько рисует эпюры разноцветными ручками, потом разворачивает тетрадь в мою сторону и смотрит на меня вопрошающе.

— Правильно?

— Не совсем. — С усилием перевожу взгляд с её чуть раскосых глаз на тетрадный лист. — Вот здесь, эпюра в другую сторону выгнута…

— А… поняла, — кивает она, — сейчас исправлю.

Шустро замазывает «штрихом» ошибку и поверху рисует, как нужно.

— Так?

— Да, теперь всё так, — говорю я. — А теперь скажите, изменится что-нибудь, если у нашей балки убрать одну опору?

— Наверное, изменится… — Лена очаровательно морщит лобик. — И задачку по-другому решать надо будет.

— Верно, в этом случае балка станет статически определимой.

Лена поднимает на меня вопросительный взгляд.

— Решить?

— Не сочтите за труд.

Лена решает. Я смотрю на неё и думаю, что все мои попытки продлить общение с ней всё равно будут прерваны звонком; что у меня не хватит смелости завязать с ней разговор, а если и хватит, то наверняка получится какая-нибудь пошлость; что я потом буду долго и болезненно переживать о сказанном, а если не скажу ничего, то буду также болезненно переживать о несказанном, как уже много-много раз у со мной бывало… Последняя моя мысль в этом направлении выглядит примерно так: «Сделаю какой-нибудь безобидный элегантный манёвр в её сторону, и если она на него адекватно ответит, продолжу…»

— Вот, — Лена демонстрирует мне решённую с одной небольшой ошибкой задачу, на которую я не обращаю внимания.

— На зачёт можете не приходить, — говорю я и удивляюсь себе добренькому. — Это не избавляет вас от посещения лекций, конечно, но считайте, что я поставил вам автоматом. Только никому не говорите, пусть это будет нашей маленькой тайной. — И удивляюсь себе ещё больше.

Лена начинает собираться.

— Это за то, что я припёрлась сегодня на лекцию как дура одна, или потому, что я вам нравлюсь? — спрашивает она совершенно спокойно, не отрываясь от запихивания тетради, томика Феодосьева и всяческой канцелярщины в маленький чёрный рюкзак.

— Я ещё не решил, — отвечаю я, краснея.

— Ну, тогда решайте, Алексей Германович, — добродушно говорит она и, аккуратно обогнув меня, идёт к выходу.

— Вас ведь Лена зовут? — спрашиваю я ей вдогон.

— Да, — отвечает она.

— А я — Алексей, — говорю я и, когда последний звук покидает мой рот, понимаю, что только что совершил невероятную глупость, о которой буду потом долго и болезненно переживать.

Закрывая ладонью нижнюю часть лица, видимо, чтобы не рассмеяться, Лена выбегает из аудитории.

Сижу в аудитории один и делаю вид, что изучаю журнал. На душе погано, уши горят. «Да уж, ничего не скажешь, выполнил задание! — думаю я. — Молодец! Оценка „удивительно“! Остолоп великовозрастный, не мог ничего лучше придумать!»

В самобичевании незаметно проходит перерыв, и ко мне в аудиторию врывается какая-то группа, ведомая Матвеем Матвеевичем.

— У вас что, здесь занятие, Алексей? — озабоченно спрашивает он.

— Нет, Матвей Матвеевич, — отвечаю я, — просто засиделся.

— Так идите на кафедру, там сейчас никого.