Галина Тер-Микаэлян - Грани миров

— Наверное, так со всеми бывает, — тихо проговорила Злата Евгеньевна.

Вздохнув, Людмила, провела по лбу рукой, посмотрела на своих слушателей и покачала головой:

— Сколько же я вам сегодня о себе рассказала — никому ведь прежде такого не говорила! Такое, наверное, можно только родным рассказывать, а родственников кроме вас у меня и не было никогда. Ну, вы выслушали — и обо мне, и о родне моей. Теперь сами судите, нужна ли вам такая сестрица.

— В одном, я понял, ты права, — задумчиво произнес Петр Эрнестович, — я ничего не смог бы изменить в твоей судьбе — ты слишком сильный и цельный человек, а такие всегда идут своей дорогой и остаются такими, как есть. Но я счастлив, что нам случилось встретиться, сестренка.

— И я, — Злата Евгеньевна вновь ласково дотронулась до руки Людмилы. — Но то, что ты рассказывала о своих появляющихся телепатических способностях, очень интересно, и ты не одна такая. Сейчас начинают всерьез заниматься изучением этого вопроса — что, если и ты…

— Нет-нет, — Людмила торопливо качнула головой, — это не для меня. Читала я о всяких таких чудесах, где читают с завязанными глазами и вещи двигают, но половина из них, думаю, выдумки. Кому и вправду дано, тот не станет перед всем миром выпячиваться, потому что… Трудно объяснить, просто… наверное, не хочется, чтобы чужие люди этого касались — страшно. Да и ничего это не даст — с минуту, разве что, газетчики позабавятся. Что бабушке моей это дало? Ничего! Богатства не заработала, счастье свое не сберегла, от болезни себя не сохранила — чуть больше пятидесяти ей было, когда она от рака умерла. И тяжело ей было среди людей с таким даром жить — кому приятно с тобой дело иметь, если ты всю его душу нараспашку видишь. Мне вот кажется, что и Чехов тоже такой человек был — больно хорошо душу людскую понимал. Ему тоже боязно, наверное, было себя объявить, но у него был талант книги писать, а я… я в свою работу душу вкладываю.

— Но это очень интересно для науки, разве ты не понимаешь? — возразил Петр Эрнестович. — Тем более, что в твоем роду эта особенность передается через поколение. Хотя, если честно, у Сережи я ничего подобного не припомню. А ты, Златушка, можешь что-нибудь такое вспомнить?

— Нет, чем-чем, а чтением мыслей у нас Сережа никогда не славился, — улыбнулась та, — иначе у него не было бы столько проблем на личном фронте. Но, возможно, это передается только по женской линии.

— За Сережу не волнуйтесь, он свою судьбу нашел, — сказала Людмила. — С этой девочкой Наташей. Расписались они?

— Две недели назад, — улыбнулась Злата Евгеньевна. — Наташа рассказывала о вашей встрече, ты ей очень понравилась.

— Да, у нас с ними встреча странная, в общем-то, вышла. Мне до этого знакомая из Ленинграда звонила — сын у нее с девушкой сошелся, но потом там проблемы вышли и… короче, ребенка они не хотели. Поэтому я сначала подумала, что это они. Но как Сережа сказал, так у меня сразу все в душе перевернулось, и словно они оба мне изнутри видны стали. Я на них смотрю, и странно мне — чужие, вроде, а словно что-то их соединяет. Спрашиваю, невеста? Знаю, что нет, не невеста, но она ему даже возразить не дает — так вся к нему и тянется. И он тоже, хоть сам этого не сознает. Суженые, как в деревне говорят.

Злата Евгеньевна быстро взглянула на мужа, и тот, пожав плечами, вздохнул:

— Поживем — увидим. Слишком уж разница в возрасте у них большая — в будущем это может сказаться. Ну, ты ведь врач и понимаешь, о чем я говорю.

Людмила кивнула:

— Может. Только сейчас это его судьба. Потом, может, будет и другая, но вы тут ничего изменить не сможете, у него своя жизнь, а у вас своя.

— Да, конечно, — сказала Злата Евгеньевна с такой горечью, что муж с тревогой взглянул на нее и дотронулся рукой до колена:

— Златушка, нам, наверное, уже пора домой.

Людмила пристально смотрела на свою новую родственницу.

— Вам непроходимость ставили? — неожиданно спросила она.

Петр Эрнестович откинулся назад и на минуту прикрыл глаза, но жена его, ничуть не удивившись, просто и печально кивнула:

— Да. Где только не лечилась, но потом окончательно сказали — надежды нет. Да я и сама поняла, что не поправлюсь — как похолодает, так постоянно боли начинаются.

— Я недавно читала, заграницей сейчас новые методики разрабатываются — зачатие in vitro. Пока только на стадии эксперимента, правда, — задумчиво произнесла Людмила.

— Я тоже знаю, но пока это начнет практиковаться, пока до нас дойдет — мне уже почти сорок семь.