Галина Тер-Микаэлян - Грани миров

— Антоша, — остановившись над ним, ахнула воспитательница, — что же ты раскрашиваешь? Ведь у тебя синий карандаш, посмотри — какие предметы на столе синие? Шарики! Найди в книжке шарик и раскрась его синим.

— Наверное, он не понял задания, — немного расстроившись за племянника, сказал подошедший вместе с воспитательницей Петр Эрнестович. — В конце концов, он еще слишком мал, дети в таком возрасте не умеют абстрагироваться.

Воспитательница, наклонившись к Антоше, взяла его руку, державшую карандаш, и попыталась закрасить шарик, но мальчик молча высвободился и продолжал закрашивать слона — его нужно было поскорее закрасить, чтобы он успел прийти и защитить собачку.

— Антоша, неужели ты не можешь понять, это же такое простое задание! — со скрытым торжеством в голосе проговорила сидевшая напротив него мама Лены. — Посмотри, как аккуратно раскрасила Леночка, а ведь у нее не шарик, у нее собака, собаку намного труднее раскрашивать. Лена, покажи Антоше, как ты раскрасила.

Пухленькая Леночка продемонстрировала свой рисунок Антоше, воспитательнице и Петру Эрнестовичу.

— Молодец, — похвалила воспитательница. — Видишь, Антоша, собачки на столе коричневые, а у Лены коричневый карандаш, поэтому она раскрасила собачку. Посмотри, как аккуратно! А у твоей собачки хвостик висит, и она синяя. И слон синий. Разве бывают синие слоны и собачки?

У Петра Эрнестовича вертелось на языке сказать, что оранжевых слонов тоже не бывает, но он благоразумно промолчал, а Леночка с величайшим презрением заметила:

— У Антоши собачка больная, у нее тлипел.

— Что у нее? — не поняв, удивился Петр Эрнестович, а мама Лены впервые порадовалась, что ее дочка еще не научилась произносить звук «р».

Антоша же, ни на кого не глядя, упорно продолжал водить карандашом по бумаге — ему казалось очень важным успеть до того, как у него заберут карандаш с книжкой-раскраской и поведут на ужин. Воспитательница, махнув рукой, решила, в конце концов, оставить его в покое.

— Пусть рисует, — сказала она Петру Эрнестовичу, — возможно, у него еще не развито цветовое восприятие. Вы, извините, мне нужно еще поработать с другими детьми, а вы, если хотите, можете посидеть и посмотреть наши методические пособия.

Петр Эрнестович из вежливости полистал несколько брошюрок, потом облокотился на перила, наблюдая за Антошей.

«На мать не очень похож, хорошенький, — подумал он. — Людмила-то особой красотой не блещет, хотя чувствуется в ней что-то особенное. Одни ее телепатические способности чего стоят, меня даже мороз по коже пробрал, когда она с такой точностью угадала мои мысли! Возможно, у Златы действительно какие-нибудь проблемы гормонального характера, связанные с возрастом. Не надо паниковать, не надо! Она весной проходила очередной осмотр, перед отъездом в санаторий мы делали, анализы — все было в порядке. Все ли? А если причина в этом самом — в этих бактериях? Еще ведь ничего точно неизвестно! Ничего!»

От этой мысли мир вокруг Петра Эрнестовича внезапно качнулся, и подкосившиеся от ужаса ноги, вынудили-таки его опуститься на крохотную скамеечку.

«Почему не я, почему не Ада? Почему эти непонятные бактерии проникли именно в кровь моей Златы? И в кровь Сережки, который только-только начинает новую жизнь с этой юной девочкой Наташей?»

…Сергей с Наташей зарегистрировались в районном ЗАГСе третьего августа. Свадьбу, как таковую, не справляли, но несколько человек — самых близких друзей и родственников — собрались, чтобы поздравить молодых. Сидели за столом совсем недолго и часа через три начали расходиться. Задержался лишь академик Оганесян — он вопросительно посмотрел на Аду Эрнестовну:

— Так что, голуба моя, мы сейчас сообщим Пете с Сережей то, о чем вы мне вчера говорили, или отложим до лучших времен?

— Как сочтете нужным, Сурен Вартанович, — сухо пожала она плечами, — можем и отложить до лучших времен, если им сейчас не до этого.

Ее братья изумленно переглянулись, и, разумеется, никто из них после такого вступления не выразил желания отложить разговор «до лучших времен». Поэтому, оставив Наташу и Злату Евгеньевну разбираться с немытой посудой, они вчетвером заперлись в кабинете Петра Эрнестовича.

— Я долго мучить ваше любопытство не хочу, поэтому постараюсь лишь вкратце обрисовать обстановку и подвести итоговую черту, — сказал академик. — Учитывая нынешнее торжественное событие в жизни Сережи, я решил его не загружать и сделать это самостоятельно. Итак, что же мы имеем?