Галина Тер-Микаэлян - Face-to-face

— Она у нас любит петь, в детском саду выступает на всех утренниках, — Злата Евгеньевна быстрым ласковым движением прижала к себе голову дочери.

— Я не о том — у вашей дочери абсолютный слух, мадам ее нужно обязательно учить музыке, поверьте мне! Я бы даже посоветовал выбрать скрипку — с таким слухом! Вы хотели бы играть на скрипке, юная дама? — обратился он к пятилетней Маше.

Та, зардевшись, кивнула головой. Взгляд флейтиста ненароком скользнул по лицу Тани, сидевшей рядом с сестрой, и он подумал:

«Странно — совсем не похожи. Какая неприятная и некрасивая девочка. Хотя говорили, кажется, что они не родные, а двоюродные».

Таню вдруг охватило неприятное чувство, она резко ковырнула вилкой пудинг, так что подливка брызнула ей в лицо, и безмятежно во всеуслышанье заявила:

— А вот я не хочу играть, я вообще музыку не люблю — она скучная. А Машка врет, я тоже слышала, как вы играете, только мне не понравилось — бу-бу да бу-бу!

Она нарочно исказила музыкальную фразу. Музыкант покраснел, и на минуту за столом воцарилось растерянное молчание, потом рассерженная Наталья резко сказала дочери:

— А тебя никто и не спрашивает! Вытри рот, ты совершенно не умеешь себя вести!

Она была совсем еще молода и не умела скрыть своей досады — на неделикатность Тани, на ее идиотски безмятежное перепачканное лицо и на музыканта, который с самого начала даже не смотрел в сторону ее дочери. Словно кроме хорошенькой Маши с ее слухом за столом не было других детей! Тактичная Злата Евгеньевна попыталась сгладить неловкость:

— Ну, сегодня у нас вся молодежь перепачкалась, на Женьку посмотрите. А ну, ребятки, дружно вытираем рты, — и она перед каждым положила еще по одной салфетке.

Флейтист поднялся:

— Извините, мне, пожалуй, пора — жена уже беспокоится, наверное. Так вы приводите вашу очаровательную девушку в музыкальную школу при консерватории, я поговорю с супругой — она ведет там класс фортепиано и посоветует все, что нужно.

С тех пор Маша начала заниматься музыкой. Со старого рояля работы Шрёдера, уже около полувека томившегося в гостиной, сняли чехол и вызвали настройщика — каждый знает, что скрипач должен уметь играть на пианино. Маше покупали скрипки — сначала «восьмушку», потом «четвертушку», а к четырнадцати годам Петр Эрнестович достал для дочери настоящую скрипку работы Ивана Батова.

Занималась она, как правило, в гостиной, а Таня в это время, демонстрируя свое презрение, затыкала уши и уходила в другую комнату. Злата Евгеньевна предлагала племяннице тоже учиться игре на пианино, но девочка отказалась наотрез — в память ей врезалось неприятное ощущение, возникшее при первой встрече с соседом-музыкантом. И впоследствии, если им случалось столкнуться в подъезде, в душе ее вновь возникало похожее чувство, хотя флейтист каждый раз преувеличенно вежливо улыбался ей и снисходительно кивал седой головой.

К седьмому классу Таня Муромцева вытянулась и переросла почти всех своих одноклассников. Она коротко обстригла волосы, начала прогуливать уроки и дерзить учителям, но их выводили из себя не столько слова и поступки девочки (в переходном возрасте подростки часто ведут себя неадекватно), сколько тот безмятежный вид, с которым она совершала все свои прегрешения. Наталья ходить в школу избегала, отговариваясь работой, Сергею тоже постоянно было некогда, и весь огонь принимала на себя Злата Евгеньевна.

— Злате легче общаться с учителями, — оправдываясь, говорила мужу Наталья, — они сначала расскажут ей, какая у нее хорошая дочь — ведь Маша учится на одни пятерки — потом перейдут к Тане, а Таня… Таня ведь ей не дочь, а только племянница.

— Зря ты так, — Сергей недовольно морщился, — Злата одинаково болеет душой за всех наших детей, это просто мы с тобой нахально взвалили на нее свои обязанности, и она делает то, что должны делать мы.

— Да? Ну, раз ты такой совестливый, то ты и иди на следующее родительское собрание.

— Я очень занят, и тебе это прекрасно известно.

— Я тоже занята. И потом, когда моего ребенка начинают ругать, я начинаю спорить, и из-за этого только хуже, а ты прекрасно умеешь разговаривать с людьми.

В конце концов, они нашли соломоново решение — на очередное родительское собрание решили пойти вместе. Но поздно вечером накануне собрания из Москвы позвонила Халида.

— Наташенька, я просто не знаю, что мне делать.

Халида никогда не паниковала по пустякам, поэтому Наталью встревожил тон, каким это было сказано.