Сергей Трищенко - Я – начальник, ты – дурак (сборник)

А в остальное время куда оно только не металось! Не было, казалось, ни одной стороны, в какую бы существо не вытянулось. Но одну странность заметил Гг: никогда — никогда! — острый конец существа не переходил в верхнюю полусферу. Все эволюции совершались в пределах от направления вниз до направления на горизонт.

«Не связано ли это с каким-то религиозным запретом!» — подумал Гг. То, что перед ним живое существо, Гг больше не сомневался: двигаться самопроизвольно может только живое. А уж соблюдать религиозные запреты — тем более. Во всяком случае, в своих бесконечных путешествиях через межпространственный туннель, Гг убедился именно в этом.

Живое, но, скорее всего, неразумное. И оно подобно тем домашним животным, которые имелись на родине Гг и содержались на привязи.

«Точно! — обрадованно подумал Гг. — Как я сразу не догадался! Но почему оно находится здесь? И почему беспрестанно мечется? Может, голодное? А может, его наказали?»

Но вмешиваться в чужую жизнь Гг не собирался. И поэтому удалился.

Если бы в его мире дули ветерки — хоть иногда, пусть самые маленькие — Гг понял бы, что происходит. Но правильному пониманию ситуации мешали два фактора: полное отсутствие ветра в мире Гг, и скафандр высокой защиты, в котором не чувствуется никакой ветер…

Перед лицом безостановочно струился поток крови. Рин простонал и постарался закрыть глаза. Вид кровавой реки плохо влиял на психику. Хуже всего то, что Рин не мог, как ни пытался, повернуться к алому ужасу спиной. А ещё выяснилось, что не может и закрыть глаза.

«Что за адская пытка?» — подумал Рин и снова застонал от бессилия.

— Что с тобой? — услышал он участливый голос.

Рин скосил глаза. А-а, это сосед, Дин.

— Я не могу! — простонал Рин. — Я не выношу вида крови!

— Терпи, — услышал он, — рано или поздно это прекратится.

— Когда? — выдохнул Рин. — И как?

— Не знаю, — по интонации Дина было понятно, что он пытается пожать плечами, но у него ничего не получается. — Одно из двух: либо поток крови иссякнет, либо… — Он замолчал.

— Либо — что? — едва не закричал Рин.

Либо ты перестанешь ощущать его, — упавшим голосом произнес Дин.

— Веселенькая перспективка… — пробормотал Рин, и замолчал.

Перед лицом продолжала струиться река крови.

Рину показалось, что он начал различать в сплошном потоке отдельные составляющие элементы. Поток разделился на отдельные округлые частицы. И само движение потока перестало быть непрерывным: он то слегка замирал на месте, то резко ускорял движение, словно стараясь наверстать упущенное.

Более того: Рину померещилось, что в структуре потока он начал различать… лица! И по прошествии какого-то времени эти лица стали повторяться! Они узнавали Рина: махали руками — или конечностями, заменяющими руки — подмигивали, что-то кричали…

«Брежу! — испуганно подумал Рин. — Я заболел? Откуда взялась кровавая река? Кто я такой? Почему должен торчать здесь, в неподвижности, и бесконечно смотреть на нескончаемый кровавый поток?»

— Дин! — в ужасе позвал он. — Дин!

— Что? — живо отозвался тот.

Кто мы такие? Где находимся? Что за кровавая река, которая неустанно течёт перед нами?

Дин вздохнул и тихо спросил:

— Тебе обязательно знать это?

— Да! — закричал Рин. — Да!

— Ну, хорошо… — снова вздохнул Дин. — Я скажу тебе. Мы — эпителиальные клетки кровеносного сосуда.

Надо знать место своего обитания, чтобы не задавать лишних вопросов.

Мысль была интересной. Стас даже облизнулся, когда она пришла ему в голову.

А дальше всё пошло по нарастающей: он начал обдумывать сюжет предстоящего рассказа, выписывать характеры, прорисовывать детали. В мозгу вспыхивали образы и произносились фразы. И всё было настолько увлекательным и чудесным, что чувство восторга охватило его, и он чуть не закричал от счастья.

От крика он удержался, но от улыбки удержаться не смог, и она долго бродила по его лицу, вызывая недоумение встречных прохожих: с чего вдруг парнишка улыбается во все тридцать два зуба с самого утра? Не иначе как хорошо принял. Но Стасу не было необходимости пить: создание рассказов пьянило получше всякого алкоголя.

Однако записать рассказ не было возможности: Стас шёл на работу, вокруг начиналась весна, было много подтаявшего снега и ни одной сухой лавочки, куда можно присесть и записать хотя бы замысел.