Дмитрий Глебов - Черный троллейбус

Оформление Ирины Глебовой

Dmitriy Glebov Black Trolleybus Novel

— Вы, главное, бухлом озаботьтесь, — внушал Костет своим корешам Жеке и Вовке. — Я вам шашлык подгоню — первый класс, языки проглотите. Погодка-то какая — ни облачка, а небо, блин, тоже смотрите, какое красивое. А то ведь каникулы пройдут, в путягу опять, а шашлыков так и не пожрем этим летом. В лесопарке народу полно, но я место знаю. Оно такое, что редко кто появляется, потому что всем вломак туда топать. Так там поэтому даже мусора не очень много — подзасрали, конечно, но не так, как везде. Утром и встретимся, часов в десять, чтобы весь день пробухать, как солидные люди.

Жека с Вовкой воодушевленно закивали, но потом посмотрели друг на друга и погрустнели. Им припомнился позорный случай, после которого зареклись на всю жизнь с шашлыком связываться. Костету о нем ничего не рассказывали, а то бы он на них сильно обиделся. Тем летом они специально подгадали такой момент, когда он с мамашей на дачу уехал, и развернулись.

Это была вынужденная мера — с Костетом дружили с детства, очень уважали его, но с бабами он держаться не умел категорически и всегда все портил. Жека с Вовкой честно пытались научить его грамотно подкатывать и хохмить, но эффект был прямо противоположный. От этих уроков Костет в общении с бабами терял остатки естественности и заикался, как заведенный: «К-к-к-к-ка-ка-кую м-м-м-музыку л-л-любишь с-слушать?»

Если сейчас на него посмотрите, то возразите, что вроде нормально с ним все. Адекватный почти, хоть и не образец привлекательности. Так и есть, но это все оздоравливающее действие судостроительной путяги — одних она калечит, других исправляет. А тогда они еще в школе учились, только-только в девятый класс перешли, и задумали двух баб развести на разврат. Олю с Машей, про которых ходили слухи, что они и за бутылку пива могут приятное сделать.

Подошли к делу самым ответственным образом, так как для Вовки с Жекой все должно было произойти впервые, — яркое воспоминание на всю жизнь. Яги накупили для раскрепощения души, гондонов для безопасности, одеяльца, чтоб развалиться, — все, как положено.

Шашлык брали в магазине, в пластиковых ведерках. К срокам реализации, что на этикетках, никаких вопросов не возникало. Зато сам шашлык, когда его вскрыли, подозрительно завонял. В то время как раз была жара под тридцать градусов, так что удивляться нечему. И пока бабы организованно писали и совещались о чем-то в кустах, Жека с Вовкой рассудили, что термообработка разрешит все проблемы.

Но проблем она не разрешила, а только прибавила новых. Сомнительный шашлык у них внешне сгорел, а внутри оказался сырым и жестким. Но есть-то что-то надо, не голодать же теперь. Оля с Машей хотели из вежливости похвалить горелое, недожаренное и тухлое мясо — ребята ведь старались, готовили. Но, когда распробовали, передумали. И это было еще не все: основные неприятности начались позже, — всех четверых прямо там, в парке, многократно пробрал понос. Само собой, никакого разврата не состоялось, а состоялась вместо него глубокая душевная травма.

А тут, получается, напрасно они Костета в тот раз с собой не взяли. По уверенному его виду ясно было, что он-то подход к шашлыку знает. Костет ведь никогда уверенно не выглядел, даже когда на сто процентов был в чем-то уверен. Глазки бегают, ручки потные трясутся, язык заплетается. Еще когда краснеть вдруг начнет — резко, густо, фатально. Кто это видел, тужились вспомнить, краснел ли кто на их глазах насыщенней, чем вот этот, прыщавенький. И нет. Никого краснее как-то не вспоминалось.

Любопытно выходило, если его ущипнуть в такой момент, например, за щеку. Место щипка оставалось в течение двух минут бледно-голубоватым, навевающим мысли о неизбежности смерти. И только потом медленно розовело, выравниваясь с остальной кожей. Вот такой у Костета был замечательный талант краснеть. Может, в нем и таилась причина его небывалой застенчивости. Талантливые, они ведь часто застенчивые.