Людмила Малёваная - Искатель. 2014. Выпуск №3

Я и сейчас чувствовал себя так, словно что-то потерял.

«…Расщепление позволяет людям избежать стрессов, увеличишь продолжительность жизни, и проявляет их способности к разным видам деятельности, как утверждает официальная нейропсихология, и я не спорю с этим. Как и с тем, что мы получаем возможность навести порядок в собственной жизни, когда каждая сторона нашего «я» с удовольствием трудится над своим делом, не мешав остальным. Вопрос только в том, развивается ли при этом к каждая из наших способностей в полной степени, выводится ли она ни максимум? С точки зрения продуктивности — безусловно, но это количественная характеристика, я же прошу вас взглянуть на результат с позиций качества…»

«С позиций качества…» Я зажмурился. Никто из нас не думал, что когда-нибудь так попадет. Точнее пропадет, потому что теперь мы мое — одна личность. С позиций качества — совершенно иное существо. Синтез произошел ночью, я проснулся другим, и это новое качество казалось сущим кошмаром.

— Закрыть! — бросил я инфокому и встал.

— Не выполнено, — сообщил ком. — Избранное Кораблева Петра Ивановича.

Чертов ящик снова не опознал голос, фрик его разукрась. А я уже и забыл, что открывал подборку вручную, подумал я, набирая цифры идентифа учителя. Неужели и внешность так заметно изменилась?

Я подошел к зеркалу и выставил на скуле «Петр». Не похож… ой не похож! Черты лица, конечно, остались прежними, но взгляд, мимика, общее выражение, нахмуренность — все стало другим, чем у Петра Ивановича, который учит детей основам математики.

Я всмотрелся в собственное лицо. А на вид — обычный парень тридцати четырех лет, и кто меня раньше не знал, вряд ли определит, что перед ним синтезнутый.

СИНТЕЗНУТЫЙ!

Ёрши-майорши, черт, черт, черт! Это ведь хуже блокушки… Там, по крайней мере, хоть сколько-то субов остается, не меньше трех, даже в самых тяжелых случаях. И они могут частично продолжать работать и жить, как раньше, пока не вылечатся от болезни. А потом, как правило, потерянные субы восстанавливаются, порой долго, иногда не все, но большая часть обязательно. Они ведь только блокированы, а не переплавлены во что-то новое, почти неизвестное… болезненное… раздутое и куцее одновременно.

Я не знал, что делать, не мог определить, что чувствую… Мое новое «я» стонало от вдруг навалившихся отовсюду проблем, не понимало, как жить под гнетом такого количества вопросов, планов, обязанностей — раньше все это было поделено между субами! Каждый из нас предназначался для определенного рода деятельности, которой он счастливо занимался, не вмешиваясь в дела других, все было просто и понятно, а теперь так запуталось, жизнь вдруг усложнилась на порядок!

По закону я должен был немедленно идти в Центр Восстановления Множественной Личности сознаваться в том, что произошло, и тогда меня изолируют от общества, отправив в компанию таких же синтезнутых.

Что ж, большинство моих субов, обнаружив первые признаки болезни, так и поступили бы.

Не подчиниться мог только мальчишка — из-за своего взбалмошного характера. С момента своего появления Коленька был малоуправляемым и почти не поддавался усилиям воспитателей и психологов, потому его так и не удалось вырастить во взрослую личность. К счастью, он удержался от серьезных правонарушений и, хотя некоторое время был на грани изгнания, все же сумел взять себя в руки и избежать усыпления. Теперь он обязан был раз в десять дней встречаться с психологом для плановых бесед.

Что же касается остальных субов, то законопослушность, как говорится, была у них в крови. Вот только она была у НИХ, но не у нынешнего меня. Потому что я уже не являлся своими субами, и хотя их памяти и слились в одну, ставшую моей, в сознании родилось другое существо. И это существо хотело того же, что и любая тварь на свете, — выжить.

Сейчас приближалась смена Виктора, работавшего в мастерской по ремонту и обслуживанию транспорта центра. Мы все здесь работали при ЦВМЛ, или Цеве, как мы его кратко называли, это был крупный комплекс, которому требовались специалисты в самых разных областях. Научные лаборатории, клиника, изолятор для больных с расстройством синтеза, жилые корпуса, своя школа и детский сад, торгово-развлекательные конторы, административные здания, мастерские… короче, вокруг Центра раскинулся городок, вмещавший несколько тысяч жителей.

Зачем для восстановления множественной личности нужен такой огромный центр? Раньше я никогда об этом не задумывался, а сейчас меня вдруг удивил размах, с которым государство тратит средства на изучение и лечение психического расстройства синтеза. Почему это такая большая проблема? У нас что, огромное количество синтезнутых? И отчего лично я не встречал никого, кто болел бы синтезом, а потом вылечился? Зачем старый тощий дед и другие синтезнутые охраняются? Разве они представляют угрозу для общества? Меня прошиб пот — а вдруг я теперь опасен? Но почему? Я же не убийца, не вор и совсем не собираюсь никому вредить…