Михаил Федоров - Искатель. 2014. Выпуск №4

— А я изменила решение. Не хочу суда. Не хочу всего этого…

— Хотите прекратить дело?

— Да.

— Почему?.. Испугались?..

— Мне никто не грозит..

— Взяли и пожалели?

— А вы знаете, да… пожалела.

— Удивительно. А себя вам не жалко уже?

— Очень даже. Но не хочу, чтобы Андрей пострадал… Знаю, что неправа. Но не хочу.

Комдев подался вперед:

— Переломанные ребра! Сотрясение мозга!

— Да что об этом вспоминать. Не хочу и все тут. Но вы не думайте. Я не какая-то там, развратная. По рукам не пойду.

— Ложные показания, значит.

— В суде я все равно ничего не скажу. Это мое последнее слово.

— Вот так и бывает в жизни. Вы сейчас на попятную идете, а преступник скольким еще судьбу исковеркает. Впрочем, это ваше право. Нажимать на вас не буду. Порхайте! Но только, чтобы окончательно дело закрыть, новое заявление требуется.

«Ёлки зеленые! Тратишь столько сил. С таким терпением собираешь все по крохам, чтобы погань всякая не плодилась вокруг. И на тебе. Придет вот такая святоша, просто с глупым принципом своим. Или, видите ли, пачкаться ей не захочется. И труды твои — насмарку. Как карточный домик. А что поделаешь?.. А стервецы эти будут другим души калечить. Обидно. И несправедливо… — взгляд Комлева упал на фотографию. Выражение лица Светланы, казалось, молило о помощи. — Вот и займемся этим. Может, через нее выйдем?»

Он вовремя успел расспросить Марину о ней.

— Надо действовать!

Сунул фото в дипломат, набросил плащ на плечи, поехал в институт, в котором училась Светлана. Побывал в деканате и стал ждать звонка на перерыв.

— А вот и товарищ следователь! — вдруг раздалось из-за слеча Комлева.

Обернулся и увидел встрепанную Марину.

— Не меня ли ищете? — встревоженно заглянула в глаза.

— Светлану ищу.

— Сейчас позову, раз надо.

И скрылась в зале. Оттуда ленивой походкой вышла манерная юная дамочка в очках с супермодной оправой.

Комлев растерялся, помня ее выражение лица на фото. Понял, что ни о каком спасении тут и речи быть не может. Фирмовая девчонка. Видать, не только медные трубы прошла!

— Арлеухова?

— По паспорту — я.

— А без кривляний можно? Отойдем в сторону. Встали у окна.

— Я, как видите, из милиции. Следователь.

Девица всем своим видом показывала, что услышанное никак не соотносится с ней. Она, словно уйдя в себя, медленно протирала длинными пальцами с зелеными коготками выпуклые стекла очков и, наконец, с явным вызовом спросила:

— А что, собственно, гражданин, вам надо? Можно ваше удостоверение? Теперь ведь всякое…

Афанасий показал корочку.

— Ну, и что?

— К одному из уголовных дел приобщена фотография. Может, подскажете, кто на ней изображен. Не вы ли?

Света снова сняла очки, близко к носу поднесла карточку и несколько секунд разглядывала. Потом резко протянула обратно:

— Похоже. Но это совсем не я. Как вам не стыдно шантажировать!

— А, может, вы этого молодого человека знаете?

— Затрудняюсь ответить, — снова стала разглядывать фото.

— А вот свидетельница более определенно заявила нам, что это вы и Андрей.

— Да о чем же идет речь? Я ничего не знаю. Что произошло?

— Насилие, — односложно ответил Комлев.

— Это вы про Идку-то? Так это все просто. Весь институт знает. А на фотографии действительно я. Позировала.

— Странное позирование. Но здесь я вам не судья. Скажите, а несовершеннолетние тоже позировали с вашими друзьями?

— А это вы у них спросите. Зря вы ко мне пришли. А уж если хотите доброе дело сделать, если это вашей службе не во вред, то подарите мне эту фотокарточку. Я только что замуж вышла. Вам подтвердят. Не разрушайте семью! Я хочу быть другой.

Взяла фотокарточку из рук молчащего следователя и осторожно стала рвать ее на мелкие кусочки. Комлев не остановил ее.

— Будьте счастливы! — только лишь сказал он и быстро, не оглядываясь, пошел прочь.

Дорогу ему перерезала железнодорожная линия, по которой громыхал нескончаемо мелькающий порожний товарняк, заглушавший все кругом. И только здесь Комлев дал волю своим эмоциям. Он матерился в полный голос. Дико кричал от души. Проклиная всех этих баб, подлецов-андрюшек, милицию и закон. Все. Все на свете! Колеса перед ним лязгали, лязгали. Сцепки вагонов скрежетали, скрежетали…

Вот пришел и холодный сырой ноябрь. Комлев смотрел в окно на грязные и мокрые от первого снега тротуары, на съежившихся одиноких прохожих и думал: как жаль, что преступность не подчиняется законам природы, не является сезонным явлением. А ведь как было бы хорошо, если б она с наступлением холодов затихала, уползала в неведомые обществу норы, залегала на долгую зимнюю спячку, давая следователям, да и всем людям, возможность малой передышки.