Николай Буянов - Искатель, 2014 № 05

Тот безмятежно спал, привычно клацая клешнями в пустоте. Вот зараза, привык конечности перерубать! Эта злая мысль решила судьбу надзирателя. Розовый аккуратно приложил свои гигантские клешни к его горлу и мгновенно сжал их. Едва слышный хруст — и лишенный головы служивый не успел даже фыркнуть во сне. Умер с закрытыми глазами. Вот теперь он рассыплется, как рассказывали на уроке твареведения, — вспомнил розовый и подождал чуток. Но зеленый рассыпаться в прах не стал. Он почему-то вытек оливково-кисельной слизью на пол, оставив после себя отвердевший хитиновый покров. Снова обманули, — с досадой промелькнуло в голове у розового. Он потоптался тонкими ножками по слизи, чувствуя, как жижа застывает. Сбегал к выходу, приволок грязную тряпку, валявшуюся здесь, казалось, со времен его первого выхода на работу, постелил аккуратно на поверхности слизи. Пусть намертво склеится с останками тела стражника. Хоть так его похоронить — неудобно все же… Хитин он раздолбил клешнями и затолкал кусочки под гигантскую трубу. Другого служаку вряд ли скоро пустят по его следу — у каждого собственная группа подопечных. К тому же, любой зеленый настроен к восприятию знакомых запахов и звуков — подвела человека генная инженерия. Как никто из собратьев до такого еще не додумался! Теперь все.

Мгновенья толчками сердца в груди подкрадывались к концу смены. Нужно успеть выйти так, чтобы не вызвать подозрений ни у охраны на входе в производственное здание, ни у смотрителя на пульте. Еще несколько минут. Секунд…

Розовый подобрал узелок, принесенный из родной барачной норы. Там лежало несколько корочек хлебного крошева, подаваемого к приему пищи, остатки сонных цветочных веточек, сделавших его план выполнимым, да пропуск из рабочей зоны корпуса. Веточки он выбросил здесь же, запихав их под металлический шкаф у входа — кто знает, что подумают, если все же остановят! Скороговоркой пробормотав возле клацающего зева проходной славу Наставникам и их предкам до седьмого колена, Розовый вышел, стараясь выглядеть как можно естественнее.

Машинку перемещения он нашел два месяца назад на пустыре, за свалкой. Та ржавела, скорбно покосившись на него пустыми глазницами фар. Розовый не смог ее оставить без помощи. Эта штуковина показалась ему таким же тружеником, как и он сам. Только совершенно обессиленным. Он привел аппарат в действующее состояние, ежедневно, по нескольку часов возясь с умирающей техникой. Он думал о ней, находясь в цехе, и по пути в барак, разговаривая со сменщиком и принимая пищу. И вот теперь она встречала его, тщательно спрятанная в куче ржавого железа. Розовый разбросал мощными клешнями грохочущие листы с облетающей перхотью ржавчины, любовно вывел трехколесный механизм на более-менее ровную площадку и проскрежетал ей негромко Не подведи.

Никаких наворотов вроде невидимости-неслышимости он на нее не ставил. Во-первых, и главных, слишком заметный шаг — пропажу серьезной электроники тут же отловит учетчик. Во-вторых, технологию установки таких программ он знал недостаточно, значит, легко мог ошибиться в расчетах и отладке. А в третьих, выбирая дешевый аналог в казарменном ларьке, можно приобрести вещь глючную или снабженную чипом для поиска. А так никто ничего не заметил.

Казалось, прошли годы, если не тысячелетия, пока ожившее творение несло его в надпространстве. Розовый постоянно тревожился, что задал неправильные параметры либо не хватит заряда изношенного аккумулятора, и он вывалится прямо на головы ищеек в полицейской зоне. Он ожидал всего. Но не такого!

Внезапно внутренности затрепетали, ощутили небывалую легкость, и стали будто наполняться каким-то… смыслом. Чем мог наполниться панцирь, полный, как он сегодня убедился, слизи и всяческих мешочков Он не знал.

Сознание мутилось. Приходили неясные образы. Или мысли… Вот кто это сейчас перед ним — человек с добрыми глазами, длинным волосяным покровом на голове, смотрит на него и улыбается Он, человек-женщина, целует Розового в ротовую пластину! Говорит что-то… Обнимает, и капли воды (слезы) текут по их щекам…

Граница рядом, — пронеслась в памяти болтовня соседей по бараку. Почти все мечтали удрать, но все поголовно перетирали крохи информации от неудачливых беженцев. Те именно так и рассказывали неопределенные мысле-образы, загадочные, непривычные чувства… Сердце билось о грудину неровно, беспокойно. А ведь он врет себе — не смятение, а паника поселилась в нем. Хотелось вернуться домой, в нору барака. Срочно! И одновременно хотелось жить! Иначе. Не так, как учили в панцирном заповеднике. И еще хотелось знать. Все, что скрывали.